[House of York]

Название: Косой переулок, 1980-й
Автор: Команда ПС
Тип: джен
Рейтинг: G
Персонажи: неизвестные маги
Жанр: драма
Техника: Photoshop CS3
Тема задания: Коллаж выполнен на свободную тему «Жизнь магической Британии во время первой войны»
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Снимок случайного уличного фотографа.
Примечание: коллаж выполнен на командный конкурс «Битва за Англию».

@темы: НЖП, Джен, Арт, Коллаж, Конкурсная работа

---

Осведомитель

[House of York]

Название: Осведомитель
Автор: Команда ПС
Бета: будет названа позже
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Рудольф Лестранж, НЖП
Жанр: драма
Размер: мини (12 тысяч знаков)
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Благоразумные советы не всегда принимаются к сведению, а иногда просто не помогают...
Тема задания: Фик написан на тему «Переход изначально нейтрального персонажа на сторону Пожирателей и его работа на них»
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление)


11 ноября 1980
«Маггловским поездом в северном направлении, 11 ноября в 18.25, до станции Клеверный Ручей, дальнейшие инструкции по прибытии».
Интересно, зачем это было нужно? Запутать её на случай, если она всё же связана с авроратом? Или проверить серьёзность намерений? Впрочем – вряд ли она осмелится спросить...
Маргарет зябко поёжилась, глядя на своё отражение в тёмном окне. Если бы кто-то сказал ей месяц назад, что через месяц она будет ехать неизвестно куда на свой страх и риск, чтобы встретиться с людьми, с которыми значительная часть волшебников Магической Британии предпочла бы не встречаться, она бы только пожала плечами.
Неделю назад, говоря о том, что «спросила бы сама у того, кто может знать», ни на что не рассчитывала по-настоящему. Просто попытка «посеять ветер», замаскированная под шутку.
«Не высовывайся», – всегда говорил Дик, – «колдомедики всем нужны, так что веди себя потише, делай свою работу и, кто бы ни победил, без дела ты не останешься». Правило было простым как кнат и выполнялось неукоснительно — Маргарет подозревала, что с ним же связано скоропалительное исчезновение Дика из её жизни, состоявшееся через день после истории с Мелвиндами. Что ж — раз она уже «высунулась», остаётся только идти дальше.
Пустой перрон встретил её мелкой противной моросью – то ли капает дождь, то ли туман сочится влагой, не в силах удержать воду. Она подняла капюшон куртки и вновь поёжилась. Холод, или нервы?
Из темноты выступила фигура в мантии.
– Мисс Мидуэй? Идёмте. Руку.
«Значит, всё-таки, аппарация», – успела подумать она, прежде чем темнота более плотная, чем темнота ночной платформы охватила её.
Рассмотреть место, в котором оказалась после аппарации, Маргарет не успела – проводник пробормотал заклинание и на глаза ей легла словно бы плотная повязка. Что-то в темноте скрежетнуло, щёлкнуло, обдало теплом. Вели её, надо сказать, довольно аккуратно, вовремя предупреждая о порожках и ступенях и, наконец, за ней и проводником с характерным щелчком захлопнулась дверь комнаты.
– Снимите «темноту» и можете идти, и пусть для гостьи принесут чаю, – проговорил незнакомый, но скорее приятный голос.
Тёмное облако с глаз исчезло и она увидела говорившего. Пожалуй, о нём можно было сказать только, что у него тёмно-каштановые волосы и тёмные глаза, ничем не примечательная внешность. Кабинет был уютным.
– Садитесь, – пригласил хозяин кабинета, указывая ей на кресло напротив, и можете снять вашу куртку.
Маргарет опустилась на край кресла, опустив глаза, глядя на руки – с сильными длинными пальцами, перелистывающие страницы какого-то документа, подшитого в добротную папку с кожаной обложкой. Куртку, стащив, перекинула через спинку кресла.
Он начал первым.
– Итак, вы, мисс Мидуэй, настойчиво искали встречи «с кем-нибудь, кто может знать», если я не ошибаюсь. Так получилось, что это – я.
– Мистер... простите? – спросила она, пытаясь собраться с мыслями.
Он пронзительно взглянул на неё.
– Так ли вам нужно знать? Впрочем, вы узнаете, если захотите. Рудольф Лестранж.
– Три недели назад мой школьный приятель Артур Мелвинд был убит людьми, по описанию похожими на... ваших сотрудников, – наконец произнесла она, – и мне хотелось бы знать... действительно ли это так, и... зачем.
– И больше вам ничего не хотелось бы знать? – чуть насмешливо спросил он, – Мисс Мидуэй, вам предоставлен бесперцедентный шанс, а вы его упускаете. Вы хотите мести?
Он аккуратно закрыл папку и сложил руки с переплетёнными пальцами поверх неё. Приглушённо блеснуло золотое кольцо с продолговатым чёрным камнем.
Она отрицательно помотала головой.
– Мелвинд хранил дома предмет настолько ценный, что... – Маргарет нахмурилась, – что будучи ещё очень молодым человеком предпочёл показать мне, где он хранится и написать завещание, согласно которому мне в наследство достаётся дом, в котором эта вещь была спрятана. Но когда я смогла попасть в дом, вещи в тайнике не оказалось.
– Вот как, – Лестранж кивнул, – Это многое объясняет.
– Что например? – не удержалась Маргарет.
– Вы не похожи на человека, который будет мстить любой ценой, и прибегать к таким сложностям, как визит ко мне, только ради мести.
– Предмет невозможно было найти, не зная где он хранится, а Арчи... не пытали, – произнесла она, – Я много думала об этом – есть несколько вариантов: это были ваши... сотрудники и они были посланы за вещью, или это были они, посланные, чтобы убить Мелвинда, просто один из них знал, где она хранится. Или они... злоупотребили служебным положением, чтобы забрать артефакт, и никто их не посылал, или...
– Или? – переспросил Лестранж, глядя на неё с интересом.
– Или злоумышленники только притворялись вашими людьми, чтобы... запутать следствие. Кстати, судя по тому, что мне удалось узнать... по неофициальным каналам, скорее всего, так оно и есть. Но аврорам, как оказалось, легче списать это на вас.
– И что вам нужно от меня, в каждом из вышеперечисленных случаев?
В дверь деликатно постучали.
– Войдите, – откликнулся хозяин, и в кабинет сам собой вплыл поднос, через некоторое время опустившийся на свободный от бумаг край стола. Дверь закрылась. Лестранж молча налил ей чай в белую фарфоровую чашку и протянул через стол. Она так же молча приняла её.
– Вы знаете, что такое Око Вероятностей?
Лестранж пожал плечами.
– Довольно приблизительно. Инструмент предвидения или влияния на события, вроде зелья Феликс Фелицис.
– Влияния, – кивнула Маргарет, – это подсвечник, в основание которого вставляется камень на цепочке. Пока горит свеча, а камень находится на шее у того, кто её зажег, обстоятельства складываются для него самым благоприятным образом, но...
– Но? – он заинтересованно приподнял бровь.
– Как объяснял мне Арчи, лучше сломать ногу, встретить из-за этого очаровательную медичку, жениться на ней и умереть в окружении скорбящих детей, чем не сломать – спиться в одиночестве и погибнуть от пожара из-за того, что ворошил угли в камине, будучи пьяным. Артефакт выбирает те вероятности, которые могут... привести к благоприятному исходу из-за последствий своих последствий и так далее, и действует он... по собственному разумению, скажем так. Поэтому, он практически неприменим, более того, может оказаться опасным. Мелвинд ни разу не использовал его.
– Например, что будет, если я зажгу свечу?
– Мимо вас могут пролететь все заклинания, но, если вещица сочтёт, что в будущем, членство в... вашей организации грозит вам, скажем, Поцелуем Дементора, вам перебьют позвоночник чем-нибудь темномагическим и неизлечимым, и вы останетесь калекой, но живым. В будущем.
Сквозь бесстрастное выражение лица Лестранжа проступила ощутимая гримаса отвращения.
– И моё мнение оно учитывать не намерено? – чуть скривившись спросил он.
– Если его создатель думал, что Поцелуя Дементора надо избежать любой ценой – то нет. Учитывая, что его создателем, по слухам, был священник, оно может проследить, чтобы пользующемуся ею не пришлось грешить.
– Я вынужден повторить свой вопрос – чего именно вы хотите от меня?
– Чтобы вещь, с помощью которой любая из участвующих в войне сторон может отправить в тартарары противоположную, или себя – если Оку вдруг не понравится избранный ею путь, нашлась и... где-нибудь хранилась. Ни в какой из магических антикварных лавок она не появилась, иначе я выкупила бы её.
– Полагаю, вы захотите оставить безделушку себе.
– Если это возможно, то — да, – кивнула Маргарет.
– Возможно. Но у всего есть цена, мисс Мидуэй. Полагаю, вам не трудно будет сообщать обо всём, что покажется вам интересным, особенно, когда речь идёт о раненых аврорах, например. Кстати, – он чуть усмехнулся, – ваши визиты к заместителю начальника аврората по связям с общественностью объясняются попыткой узнать «по неофициальным каналам»?
Маргарет вскинула на него глаза.
– Да, – коротко ответила она, и, всё же решилась добавить, – знакомство не настолько тесное, чтобы узнать многое, но на один вопрос – хватило.
– Что ж, если это всё, вас проводят.
Маргарет молча и перувеличенно аккуратно поставила чашку на стол.
– Не думаю, что вы узнаете от меня что-то полезное.
– А я надеюсь, что вы позволите мне разобраться самому.
Как он вызвал волшебника, провожавшего её в первый раз, она не заметила – просто уже знакомое тёмное облако вновь прикрыло глаза. Недолгий путь по коридорам, аппарция и она оказалась на крыльце собственного дома, а проводник растворился в темноте раньше, чем она смогла рассмотреть его.
Вот она и пожала бурю, посеяв ветер...

11 ноября 1981
Лой Уильямс арестовали утром, как-то так просто и буднично, что никто, вначале, не понял, зачем авроры приходили в больницу. К полудню поползли слухи – что Лой то ли была связана с Пожирателями Смерти сама, то ли её арестовали просто на всякий случай, потому что с ними был связан её ближайший родственник и опекун.
Весь день – накладывая чары, принимая пациентов, обходя палаты, Маргарет ловила себя на мысли, что, наверно, предпочла бы не знать точно, что Уильямс была связана с Организацией. Она хотела бы надеяться на то, что «всё разьяснится», а не на то, что Лой всё же удастся скрыть факт своей причастности.
Было и ещё одно. Сцилла. Помнит? Или нет?
Год назад они с Лой стоят у окна и Уильямс протягивает ей скатанный в трубочку листок бумаги.
«Что за секреты, стажёр Мидуэй, целитель Уильямс?»
Лой косится в сторону Присциллы Дэвенпорт: «Принесла же нелёгкая».
Неделю назад Сцилла, «внезапно очнувшись от двухлетней спячки» по выражению Роберта Пешта, пообещала сообщить о каждом, о ком вспомнит что-то, доказывающее его связи с Пожирателями, и если теперь она вспомнит о том случае, то...
Маргарита сделала себе строгое внушение – Сцилле определённо было чем заняться, вместо того, чтобы вспоминать о том, что происходило год назад, тем более, что с Лой она больше не общалась.
Но всё же аврорат будет оценивать её собственные поступки не с точки зрения ценности переданной Лестранжу информации: она явно не имела большого значения, и не стоила Ока Вероятностей, которое ей вернули месяц назад личности, пожалевшие остаться неузнанными, а исходя из факта. Факт был неутешительным, и Маргарет вновь велела себе прекратить панику.
– Эй, Мидуэй!
Марк, как всегда, ворвался, грозя сорвать дверь с петель, и она вздрогнула.
– Сцилла тебя хочет видеть, – сообщил он, как будто пританцовывая на месте.
«У кого-то сегодня хорошее настроение», – мрачно подумала Маргарет.
– Где она?
– В ожоговом. Какому-то парню надо прополоть память, и ей позарез надо показать тебе, как это делается.
Маргарет постаралась незаметно перевести дух, мысленно повторяя одно из самых скверных ругательств, которое знала.
«Надо что-то сделать», – думала она, идя по коридору, – «Иначе ещё раз-другой, и я побегу сдаваться сама».
Решение пришло мгновенной вспышкой – Сцилла сама дала ей в руки оружие. Немного промахнуться, мысленно нащупать воспоминание – и начальница незаметно для себя лишится одного крохотного кусочка памяти, а она – Маргарет – будет совершенно уверена, что Дэвенпорт не вспомнит... ненужного. Кончик палочки незаметно указал не на пациента, которому нужно было наложить «затмение» на воспоминания о пожаре, а на Сциллу – напротив.
«Обливиэйт».
Чернота.

11 января 1982
В зеркале отражалась женщина, которую то ли бросил муж, то ли уволили с работы. Впрочем, так оно почти и было – Пешт настоял на отпуске с сохранением содержания «до выяснения».
«Нестабильность магического потока в заклинаниях работы с памятью» – значилось во всех документах. Она знала, что такое – чтобы магия была нестабильна только в каком-то одном заклинании – бывает не просто редко, а очень редко, и этот её дефект не заметили даже при приёме на работу...
Но вряд ли ей теперь разрешат вернуться.
Маргарет нацепила на голову берет, украшенный кокетливой снежинкой.
Ей не повезло – заклинание Забвения сработало, уничтожив почти все её детские воспоминания, большую часть которых так не смогли восстановить.
Впрочем – ещё меньше повезло Сцилле – вряд ли она теперь что-нибудь вспомнит вообще, и Маргарет казалось, что лучше бы она попалась, чем совершить фактически убийство начальницы.
«Маргарет Мидуэй, убийца».
Лестранжам, судя по сегодняшней газете, повезло даже меньше, чем Сцилле.
Кажется, об Организации можно было забыть.
Свобода пахла мокрым снегом и была, как будто не нужна.

@темы: НЖП, Джен, Фик, Конкурсная работа, Рудольфус Лестрейндж, Текст

---

Фик снят с конкурса

[House of York]

Уважаемые читатели и участники Битвы,
команда Темных объявляет о снятии с конкурса одного из ранее выложенных фиков. Речь идет о фике "Провал", написанном по материалам ролевой игры, в которой участвовал его автор. Однако второй участник игры, как выяснилось, выступает против публикации текста. Автор был уверен в том, что получил разрешение, и крайне сожалеет, что понял неправильно.
В этой ситуации команда приняла решение снять текст. Мы приносим свои самые искренние извинения как второму участнику игры, по итогам которой написан фик, так и всем читателям Битвы и участникам противоположной команды. До окончания Битвы команда подготовит и выложит замену снятому фику.
Спасибо за внимание.

@темы: Руфус Скримджер, Джен, Фик, Мальсибер, Конкурсная работа, Текст

---

Теория правды

[House of York]

Название: Теория правды
Автор: команда ПС
Бета: команда ПС
Тип: джен
Рейтинг: PG
Персонажи: НЖП, Барти Крауч-мл
Жанр: missing scene
Размер: мини (около 10 тысяч знаков)
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж. К. Роулинг
Саммари: «Англичане во всём мире известны отсутствием совести в политике. Они знатоки искусства прятать свои преступления за фасадом приличия. Так они поступали веками, и это настолько стало частью их натуры, что они сами больше не замечают этой черты. Они действуют с таким благонравным выражением и такой абсолютной серьёзностью, что убеждают даже самих себя, что они служат примером политической невинности». Йозеф Геббельс
Тема задания: Фик написан на тему «Пропаганда движения Пожирателей Смерти»
Предупреждение: Сомнительная мораль. Невзирая на цитату Геббельса в саммари, автор не является поклонником нацизма. Автор просто постарался показать реалии профессии такими, как они есть, без фиговых листков и реверансов.
Примечание : фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».

Почему собака виляет хвостом?
Потому что она умнее хвоста.
Если бы хвост был умнее, то он вилял бы собакой.
«Wag the dog»

Переход по одноразовому порт-ключу, большая светлая комната, стол в форме буквы Т. На нем странный агрегат, похожий на миниатюрный амфитеатр с клавишами-сиденьями. За столом женщина в маске.
Неужели маггла?

Спокойный, подчеркнуто равнодушный голос.
– Садись. Так это ты тот мальчик, который будет писать? Заказчик говорил, у тебя хорошо подвешен язык. Давай сюда свои бумажки.

Протягиваю ей папку, стараюсь выглядеть уверенно, солидно. А получается, наверное, плохо... Она открывает ее, развязывая тесемки. Нервно, быстро, почти по диагонали просматривает написанное. Отшвыривает в сторону листы.
– Верно сказал, язык подвешен, – бормочет она. – Красиво, элегантно, изящно, дерьмо на палочке. Все – дерьмо и никуда не годится.
– Почему? – едва сдерживаю вспыхнувшие злость и возмущение. Столько писал, так старался, и все книзлу под хвост.
Она смотрит на меня сквозь прорези в маске холодным взглядом.
– Ты лжешь. А лгать нельзя.

***
Целый день занят тренировками. У меня отваливается рука. Мучительное переписывание каждой фразы, и снова, и снова.
– Ты опять написал талмуд, – фыркает она. Я так и не знаю ее имени, а она – моего. Так надежнее. – Лаконично, ты меня слышишь? Ла-ко-нич-но! Меньше простора для додумывания, меньше простора для многозначности. Читатель должен четко видеть картину. Твою, как ты ее нарисуешь. Понял?
– Понял... что не так во фразе "Министерство магии не может обеспечить должного порядка в стране"?
– Ложь, ложь и еще раз ложь. Оно может, пойми. Может. Но... неспособно, или не хочет, или не успевает. Выбери что-то одно, - она фыркает. – И сократи предложение! Что за канцелярит... "Министерство не в силах поддержать порядок". Например. Тут мы немного давим на жалость. Оно вроде и не виновато, никакого негативного окраса. Так можно писать, когда нам не нужен откровенный негатив. Мы же не желтая пресса, правда? Нам надо изменить отношение к министерству, к их попыткам противостоять вашей организации. Если же ты хочешь подчеркнуть отказ властей от их обязанностей – пиши "не хочет" или даже лучше – "не желает".
– Объясни наконец, – прерываю ее монолог, – что не так во лжи? Все врут в печати.
– Именно потому, что все врут, мы и не будем, – она смеется, я впервые это слышу. Приятный, звонкий смех. – Мы будем недоговаривать, уточнять и использовать эпитеты.

Она вытаскивает из ящика стола "Таймс". Маггловская газета. Она точно маггла, я ни разу не видел, чтобы она пользовалась палочкой. Но... Темный Лорд отправил меня именно к ней.
Тычет пальцем в одну из фраз.
– Это то, что надо. Смотри. "Причиной пожара, по непроверенным данным, стало неосторожное обращение с электроприборами". Господи, что за придурков Уилл понабирал в свою газетенку? Кто так пишет?.. – она поднимает голову, смотрит на меня пристально. – Впрочем, неважно. Сделай так, чтобы виноват стал кто-то конкретный. Переделай фразу.
– Э-э-э... Причиной пожара стало неосторожное обращение хозяина дома с электро...приборами? – Мерлин побери, ну и терминология...
Она фыркает, комкает газету, нервным движением бросает ее в ведро.
– Ну, почти. Убираем "по непроверенным данным" – и картина меняется. Добавляем "преступная халатность" – и вот уже вместо банального жучка или неисправного телевизора у нас намеренный поджог. Хотя мы не пишем ни слова об этом, заметь.

М-да... Вот и верь магглам после такого. Старательно записываю ее лекции, иначе это не назовешь. Хотя она меня все равно бесит.

***
Второй день занятий. Она устало подпирает рукой голову, читая заметку о магглах, наконец-то короткую.
– Ты что, совсем не можешь без такого количества эмоций? Твоя ненависть бумагу прожигает, так нельзя.
– Но почему...
– Как ты мне надоел, кто бы знал! – она внезапно вскакивает, подходит к окну. – Совершенно безнадежен. Нельзя быть на чьей-то стороне, когда пишешь, надо отстраненно. Язык ужасный! Если бы мне за тебя не платили... Хорошим, полновесным ликвидом. Ты стоишь этого, мальчик? Если я скажу, что ты никогда не сможешь писать правильно, то твой шеф тебя попросту уничтожит. Слишком много вложил. Мне сказать, или ты все же попробуешь быть нейтральным?
Тут уже не выдерживаю я. Поднимаюсь, выхватываю палочку.
– Ты... Это все потому, что ты маггла и ненавидишь таких, как я!
Ее глаза в прорезях маски остаются равнодушными. Ее ничего не трогает, по-моему. Ух, бесит.
– Мне, друг мой, плевать, кто ты такой, – она возвращается за стол, снова разглядывает мою заметку. – Мне плевать, кто меня нанимает, я профессионал, а не идейный фанатик. Правительство? Прекрасно, лишь бы платили. Террористы? Отлично, цена будет выше – за риск. Мне оплатят пропаганду шотландских пони – буду писать про гребаных мини-лошадок, понял? А теперь сядь и выслушай меня.

Что-то в ее голосе есть такое... Я послушно сажусь.
– Тебе нельзя писать, мальчик. Печатное слово – не твой конек. Речи... Из твоих текстов выйдут замечательные речи для митингов. Но не пресс-релизы и даже не статьи.
Она тарабанит по столу пальцами. Нервничает? Нет, просто задумалась. Встает порывисто и резко.
– Совсем коротко – можешь? – говорит она. – Выверенно, веско, тремя словами?
Пожимаю плечами. Странно... В ее голосе мне почему-то послышалась надежда.

***
Третий день. Еще хуже. Она кричит. Это безумно злит, но Лорд велел слушать ее. Какую-то истеричную магглу. Невероятно.
– Ты же можешь! Почему не делаешь?! – выкрикивает она, швыряя на стол исписанные листы. Они разлетаются, сыпятся на пол, вспыхивают. Я действительно зол.
– Чокнутый пироман, – маггла ногой тушит огонь. – Еще немного, и я поверю Стивену Кингу. А ты направь энергию в другое русло. Поджигать будешь у себя дома, а у меня ты будешь писать. Тренируйся! Три гребаных слова, понял? Завтра в то же время.
Она выходит из кабинета, сильно хлопнув дверью, слышен звон разбитого стекла. Я не могу почему-то сдвинуться с места.
Резкий дребезжащий звук. Подпрыгиваю. Дверь снова распахивается, маггла в три быстрых шага подходит к столу, выдвигает ящик, хватает что-то красное, похожее на кость на витом шнурке, подносит к уху. Я ходил на маггловедение, это телефонная трубка, точно.
– Да? – спрашивает она у трубки, глядя на меня свирепо. – Да, конечно. Дайте новость про гибель... Он жив? Какая разница, потом опровергнем, да не спрашивайте же, делайте, делайте!
Бросает трубку.
– Ты еще здесь?
Аппарирую. Интересно, кого это она похоронила?

***
Четвертый день. Я приношу в очередной раз укороченные хлесткие злые фразы. Она по очереди берет листы, молча читает, потом резко поднимается со стула. Ну вот, опять будет швыряться и орать. Но нет, она протягивает мне руку.
– Магда, – сухо представляется она.
Почти на автомате пожимаю.
– Б...
– Тихо! – она отпускает мою руку и садится обратно. – Меня, конечно, зовут иначе. Это прозвище. А твое имя я знаю, но не должна его услышать от тебя. Мистер Б. меня полностью устраивает.
Знает мое имя?! Откуда?
Она рассматривает верхний лист. На нем рисунок и три слова. «Магия – это могущество».
– Дешевка, – говорит она. В ее голосе сквозит улыбка. – Замени это слово на другое, – она тычет коротко остриженным ногтем в «могущество». – Отдает Дартом Вейдером и прочей звездновоенной фигней. Любое другое слово. Спасение, возможность, шанс, выход, все что хочешь, но не могущество.
– Не буду менять, – упрямо шепчу я.
– Не будешь? – маггла повышает голос. – Обоснуй.
– Это же правда, – отвечаю я, глядя на нее в упор из-под маски.
Она смеется.
– Молодец.
– А вы соврали по телефону про чью-то смерть, – не сдаюсь я.
– Если всегда говоришь правду, можно врать свободно: все поверят, – отмахивается она. – Сейчас я добиваюсь не правды, а эффекта.

***
Сегодня я не пойду на занятия. Скоро Рождество. Я иду по улице маггловского Лондона, вокруг мигают гирлянды, на меня оглядываются прохожие, я читаю на ходу вчерашнюю «Таймс». Магглы снова затеяли войну. Но я ищу совсем другое.
«Тело консула Великобритании в Афганистане пока еще не найдено. Поискам мешают силы повстанческой армии... Как сообщила пресс-секретарь премьер-министра мисс Маргарет Гэйфорд, правительство прилагает все усилия для возвращения тела на родину».
Будем знакомы, мисс Магда.
А Лорд и правда всегда выбирает лучшее.

***
Я не должен подслушивать, но не могу оторваться, надо зажать уши, из-за дверей два громких голоса, или Лорд нарочно не ставил глушащих заклятий? Говорят обо мне.
– Он может, – уверенно говорит она. – И он сделает. Вы хотите сказать, все эти занятия были зря?
– У меня другие планы насчет него, – это уже Лорд. Убийственно равнодушен. – И это не твое дело.
– Но как же?..
– Мне не нужна реклама, – сухо обрывает ее он. – Обливиэйт!
Отшатываюсь от двери. Она выходит, обводит комнату затуманенным взглядом. Без маски. Забавное лицо. Тонкий нос с горбинкой, широко поставленные серые глаза, рыжеватые волосы. Удивленно пожимает плечами, покидает кабинет, не глядя на меня.
– Отдай свои записи, – раздается из кабинета голос Темного Лорда, – и возвращайся к Долохову. У него для тебя есть поручение.
Послушно вхожу, отдаю папку со всеми заметками, слоганами, попытками... Он взмахивает рукой, отсылая меня прочь, великий человек со своими гениальными мотивами. Никто не узнает. А потом... потом я буду нужен именно в той роли, для которой он меня готовил. Но мне пока этого знать не положено. Краем глаза замечаю, как Лорд медленно развязывает тесемки, улыбается, берет верхний лист. Я выхожу, закрываю за собой дверь. Такое странное ощущение торжества и разочарования одновременно. Очень непривычное чувство.

***
На столе лежит открытая папка. Верхний лист. Рисунок и слоган «Магия – это могущество». Чьей-то твердой рукой слоган обведен в рамку. Это – на будущее.

@темы: НЖП, Барти Крауч-мл., Джен, Фик, Конкурсная работа, Текст

---

Яма (The Pit)

[House of York]

Название: Яма (The Pit).
Автор: Команда ПС.
Бета: будет названа позже.
Тип: джен.
Рейтинг: R.
Персонажи: Том Риддл и другие.
Жанр: драма.
Размер: большое миди (116 тыс. знаков).
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг.
Саммари: зимой 1970 года, как сообщается в каноне, Волдеморт приходил к Дамблдору просить место преподавателя ЗОТИ в Хогвартсе. Что происходило на самом деле в это время, какова подоплека событий?
Тема задания: 1970-1973 год, причины и предыстория войны глазами ТЛ. Деятельность ПС в этот период.
Предупреждения:
1. Сильная лексика, сцены насилия.
2. Изначально фик назывался по-английски. «Pit» — многозначное слово, и примерно половина его смыслов (западня, тюрьма, могила, арена для боев, приемный покой в больнице, дно, падение, неудача) здесь уместны. Чтобы не создавалось впечатления, что это перевод, автор подобрал самый близкий русский синоним («яма»), но английский вариант остается, чтобы не потерялся подтекст.
Примечание : фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».




1. Яма

12 декабря 1970 года

— Дамы и господа, прошу тянуть жребий!
Усиленный сонорусом голос разнесся по всему залу, до самых верхних ярусов. Том обернулся. Распорядитель стоял у края первого ряда, футах в пятнадцати над головой, и отсюда были видны только его ноги в черных брюках.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Том.
— Нормально, только жарко, — Фенни оттянул воротник свитера, глубоко вздохнул.
Здесь, внизу, и вправду было жарко, как в котельной. Пахло опилками, потом и железом, а от топтавшегося поблизости Люка разило чесноком. Чеснок забивал вонь спиртного. Если арбитр заметит, что Люк принял, его могут дисквалифицировать, а бойца отстранить от схватки.
Том поморщился. Хэндлера надо менять. Впрочем, подумать об этом можно и потом — неизвестно еще, чем обернется сегодняшний бой.
— Не подведи меня, — сказал он на прощанье.
Фенни кивнул.

***
Железные ступеньки, которые вели из ямы наверх, гудели от шагов тяжелых мужских ботинок и дамских туфель. Ринг остался далеко внизу — гладкий песок с мелкими бороздками от грабель. Огромные часы под потолком показывали без четверти девять.
Бойцы разошлись по клеткам, надели ошейники. Кто-то разминался, кто-то бродил взад-вперед, а самые старые и опытные берегли силы и ложились на пол, чтобы не удариться во время трансформации. В своей обычной одежде даже самые массивные из бойцов казались тощими рядом с хэндлерами, которые были экипированы в защитную униформу и увешаны заклятьями, как рождественская елка игрушками. Серебряные забрала шлемов и накладки, защищавшие горло, слабо поблескивали в темноте.
Когда Том поднялся наверх, остальные патроны уже собрались вокруг распорядителя. Один за другим они тянули шары с номерами, но отходили не сразу, высматривая будущего соперника. Тому достался номер один, чему он не удивился — таким, как он, на роду написано тянуть первый номер.
Его противником оказалась незнакомая женщина в вычурной шляпе, украшенной чучелом колибри. Том не знал, кто это, — в клубе он был новичком и еще не успел со всеми познакомиться. Издали в полумраке соперница показалась ему молодой и красивой, но стоило ему подойти, чтобы раскланяться, Том разглядел избыток косметики на лице и отечные пальцы, в которые врезались кольца.
Женщина в свою очередь рассматривала его с откровенным, даже назойливым интересом. На поклон она ответила короткой сухой улыбкой. Но предложенную руку словно не заметила и стала самостоятельно подниматься по ступенькам, подхватив подол длинной мантии.
Касси Малфой, попивая коктейль, уже ждал в ложе. Он-то не беспокоился раньше времени — был здесь завсегдатаем и знал все порядки. Собственно, он и привел Тома в клуб.
— Какой номер? — спросил он без особого интереса.
— Первый.
— Не слишком удачно, — сказал Малфой, и в голосе его мелькнуло плохо скрытое злорадство.
На сегодняшних боях Касси был только зрителем. В прошлый раз его единственного бойца сильно потрепали, и за месяц тот так и не поднялся на ноги. Касси старался выглядеть оптимистом, но Том чувствовал его раздражение, даром что принял за сутки уже вторую дозу зелья от легилименции. Впрочем, без чтения мыслей можно было догадаться, что сейчас испытывает Малфой.
У края ложи, опасно перегнувшись через барьер и разглядывая яму в бинокль, стояла Друэлла Розье. Только по старой привычке ее все величали «Розье» — вот уже двадцать лет как она была мадам Блэк. Оглянувшись и выпрямившись, Друэлла протянула руку в длинной перчатке.
— Том, зайка, подойди ко мне. А Касси пусть остается в своем углу. Он такой бука, ничего не хочет мне объяснять!
— Подойду, если не будешь называть меня зайкой.
Друэлла рассмеялась.
— Как там сейчас к тебе обращаются? «Милорд»? А это даже романтично… Ладно, я тоже буду так говорить, если только обещаешь не быть таким скучным, как Касси.
Она присела в реверансе.
— Рада вас видеть, мой лорд. Благодарю за то, что пригласили меня, мой лорд. Это большая честь…
Касси фыркнул, но промолчал.
Том подошел и обнял ее за талию. Друэлла вечно над ним смеялась. Но старым друзьям это простительно.
— Дрю, а где твой муж? Почему ты его не взяла?
— Ну, ты же знаешь… Сигнус очень добрый. Он не перенес бы такого зрелища.
Ага, а заодно мешал бы интрижке, которая намечается у его жены с Малфоем. Свой флирт эти двое не афишировали, но и не особенно скрывали. А то, что младшая дочка Друэллы собиралась замуж за сына Касси, придавало истории дополнительную пикантность.
Друэлла улыбнулась и опять склонилась над барьером, демонстрируя бедра, обтянутые тонким платьем. В свои сорок с лишним она все еще была красива, даром что мать трех взрослых дочерей. Уж точно лучше, чем та, в дурацкой шляпе с птицей.
— Не знаешь, кто это? — спросил Том, отыскав взглядом свою соперницу в ложе напротив и указав на нее Друэлле.
Дрю бросила в ту сторону короткий взгляд.
— Флоранс Кесуик. Ее брат — начальник департамента магического транспорта в Министерстве. Я с ней знакома по бридж-клубу. А что? Она тебе понравилась?
Тому стало смешно.
— Не советую, — вынесла вердикт Друэлла. — Настоящая стерва. От нее сбежали три мужа, а сейчас она спит со своим оборотнем и вообще со всеми, кто под руку попадется.
Спрашивать, откуда Друэлла это знает, было бессмысленно. Магический бомонд — все равно что большая деревня.
Зал был полон. Полнолуние нынче удачно пришлось на субботний вечер. Свет уже приглушили, ложи и деревянные скамьи погрузились во мрак. Только ринг был по-прежнему ярко освещен. На часах было уже две минуты десятого.
И тут, наконец, раздался первый вой.

***
Многие верят, что оборотни считают луну чем-то особенным, пишут о ней стихи или сочиняют песни. Но это так же глупо, как утверждать, будто женщины превозносят приход месячных.
Трансформация всегда начинается неожиданно. Снизу, со стороны клеток, послышались жалобный скулеж молодняка и низкое ворчание взрослых зверей. С ярусов этого было не видать, но каждый знал: вот сейчас оборотни падают на землю, бьются в судорогах, морды у них удлиняются, руки делаются тоньше, превращаясь в лапы… В зале поднялся радостный крик, многие захлопали, оркестр заиграл бравурный марш, заглушая визг и рычание.
Смена облика занимает меньше минуты, и хотя в это время оборотень уязвимее всего, вряд ли найдется смельчак, который по своей воле решится к нему приблизиться. Кроме хэндлеров, конечно. Их задача — вовремя вцепиться в ошейник и сдавить шею зверя изо всех сил, чтобы не дать ему вывернуться. Зазеваешься — ничто тебе не поможет, хоть весь увешайся серебром.
Есть заблуждение, будто оборотни во всем напоминают волков. Поэтому при встрече со зверем вместо того, чтобы нестись со всех ног к ближайшему дереву, человек пытается вести себя спокойно и надеется, что его не тронут. Но, в отличие от волка, оборотень не уйдет сам. Вервольфы ведь не животные в полном смысле этого слова, они гораздо больше похожи на людей, чем те себе воображают. Ум, ловкость и тупая жажда убийства — вполне человеческие качества.
Одному из хэндлеров в яме, видно, не повезло. Сквозь скулеж, вой и рычание прорвался человеческий крик. К клеткам бросились служители, над их палочками вспыхнули факелы — как и волка, оборотня легче всего отогнать огнем.
Звуки оркестра перекрывали стоны и топот ног. Распорядитель, поглядывая вниз, вносил исправления в список боев. Арбитр, коренастый мужчина в неброской серой мантии, занял свое место в кресле, которое парило над рингом.
Вскричали и умолкли фанфары. Под потолком появилась сияющая золотом надпись: имена бойцов первой пары.
— Номер первый — Фенрир Грейбэк! — грохотал голос распорядителя. — А его противником будет… Приветствуем… Ромул Санмерси!
Раздались жидкие аплодисменты. Видно, Ромул, как и Фенни, был здесь новичком и еще не обзавелся поклонниками. Загорелись цифры ставок — довольно низкие, на Фенни ставили против Ромула один к трем.
Том прилип к барьеру, пристально вглядываясь в ринг. Его как будто ударило горячей волной, он мгновенно забыл о ставках и обо всем на свете. Это был его зверь!
Внизу заскрежетала загородка, пропуская Фенрира на ринг. Едва завидев Ромула — крепкого неповоротливого оборотня, — Фенни так рванул вперед, что чуть не вырвался из рук хэндлера. Тот отпустил его и за долю секунды отскочил за загородку.
Ромул пронесся через весь ринг и врезался в Фенни. Казалось, что звук столкновения должен быть оглушительным, но с высоты пятнадцати футов не слышно было даже шороха. Ромул схватил Фенрира за мягкую шкуру на загривке, но ему не хватило нескольких секунд, чтобы взяться покрепче, и Фенни удалось высвободиться, оставляя в зубах противника клочья шерсти.
Ромул, видно, понял свою оплошность и тут же сцепил зубы на передней лапе Фенрира. Тот задергался, но не тут-то было.Сейчас Ромул сделает рывок — и его противник останется без лапы…
— Жри его! — орали зрители. — Мясо! Мясо неси домой!
Том зажмурился. Видеть, как тают шансы на выигрыш, было выше его сил. Когда он вновь открыл глаза, Фенни кинулся на Ромула, метя в артерию. Бросок был не слишком хорош — тормозила раненая лапа. Но ему все-таки удалось сцепить челюсти возле плеча противника. Тот заскулил и закрутился волчком, пытаясь схватить Фенрира за шкирку. Фенни мотал головой, заставляя врага визжать, будто свинья на бойне.
Том бросил взгляд на ложу напротив. Патронесса Ромула стояла, опираясь обеими толстыми руками на барьер, и вопила не хуже своего питомца:
— Рви! Давай!
Но звери лишь кружились на месте — Ромул не мог вырваться, Фенриру не удавалось перехватить его ближе к горлу. Драка зашла в тупик, зрители стали нервничать…

***
Законопослушные оборотни обязаны каждое полнолуние являться в Слоб — так они называют министерскую Службу поддержки оборотней. В их брошюре говорится, что только там можно пройти трансформацию «безопасно, комфортно и под контролем специалистов».
На деле комфорт заключается в том, что оборотней запирают в тесные вонючие клетки, чтобы они не разорвали друг друга в клочья. Неудивительно, что большая часть клеток в Слобе пустует, а оборотни делают все возможное, чтобы избежать регистрации и не являться туда.
Фенрир Грейбэк в Слобе не бывал ни разу, потому что не числился в регистре оборотней и вообще нигде не числился. У оборотней редко рождаются щенки — ежемесячные трансформации матери не позволяют доносить беременность. Если это все-таки случается, в девяти случаях из десяти ребенок заражается еще в утробе. Таков был случай Фенни, который родился от больной матери и здорового отца.
У родителей хватило ума не сообщать о появлении детеныша в Министерство. Около десяти лет они скрывали его от всех. В это время с ними познакомился Том — как именно, отдельная история. Раньше ему не приходилось водиться с оборотнями, он знал о них только в теории, и семья Грейбэков стала для него пропуском в захватывающий новый мир.
Фенни был тогда худым нервным мальчишкой. Навещая его семью (понятное дело, не в полнолуние), Том здоровался с ним и вручал подарок — игрушечную железную дорогу или зачарованных марширующих солдатиков. На этом их общение могло бы и закончиться, но судьба рассудила иначе.
Ни одна идиллия не длится вечно, а уж тем более идиллия в семье, где есть оборотень. В февральское полнолуние 1964 года случилось то, что должно было рано или поздно случиться: Анна Грейбэк вырвалась из плохо запертого подвала, загрызла мужа и ринулась на улицу. Ее жертвой мог бы стать и Фенни: в животном облике оборотни не испытывают родительских чувств, — но он остался цел и невредим под защитой клетки на чердаке.
Оборотни бегают быстро. За час зверь может одолеть больше пятидесяти миль, если только живая цель не отвлечет его внимания. Еще до полуночи Анна успела побывать на трех фермах, оставляя за собой кровавый след из разорванных дворовых собак. На шоссе она напала на автомобилиста, который съехал на обочину, чтобы сменить колесо. Но в ту ночь ей не повезло — мимо как раз проезжала полицейская машина. Завидев фары, Анна не сбежала, как сделал бы на ее месте любой нормальный зверь. Вместо этого она дождалась, пока машина остановится, одним броском разбила ветровое стекло, пролезла внутрь и успела разорвать горло водителю, прежде чем его напарник размозжил ей голову дубинкой.
Из-за своей неповоротливости министерские службы узнали о случившемся только через два дня, когда о волке-оборотне, превратившемся после смерти в молодую женщину, уже вовсю писали магловские газеты. Следственная бригада из Департамента по контролю над магическими тварями навестила дом Грейбэков и обнаружила труп главы семейства, но детеныша не нашла. А все потому, что Том побывал там раньше и забрал измученного после трансформации и насмерть перепуганного тринадцатилетнего Фенни.
Том тогда только-только переехал в Ставку. Это было еще не огромное здание, а всего лишь крохотное помещение из пары комнат в бывшем Музее паровозов, где за стенкой ходили маглы-экскурсанты, а внутри пахло краской и побелкой. Там Фенни и остался на правах то ли домашнего животного, то ли воспитанника.
— Лучше бы ты кота завел, — заметил тогда Колин Розье.
— Ненавижу кошек, — ответил Том. Это была чистая правда.
Фенни вел себя куда тише кота, по крайней мере, не рвал когтями мебель. Хотя если живешь с оборотнем, порванная обивка — пожалуй, меньшее из зол.
А зол тогда было столько, что Том затруднился бы выбрать большее. Сейчас он все еще вспоминал то время с содроганием. Проигранная избирательная кампания в Визенгамот, которую дружественные газеты окрестили «украденными выборами», да вдобавок финансовые проблемы. Чертовы гоблины оказались тут как тут, чтобы потребовать возврата кредитов. Все было плохо.
А тут еще Джон Люпин, журналист-расследователь из «Вечернего авгура», принялся копаться в том, в чем копаться никак не следовало. В нормальном состоянии Том и внимания бы не обратил на его статейки: пускай себе пишет, журналисты ведь тоже есть хотят. Но Люпин выпустил свои расследования в самый неподходящий момент, когда Тома все раздражало, и он сам был готов бросаться на людей не хуже оборотня.
Вдобавок репортеришка оказался упрямым. Обычные способы: разбитые окна, оскорбительные граффити на стенах редакции — не возымели на него никакого действия. Вот тогда-то черт и дернул Тома послать на это дело Фенни, который к тому времени прожил в Ставке уже два года и привык выполнять мелкие поручения. Правду говорят: когда боги хотят наказать человека, они отнимают у него разум.
Никто ведь даже не приказывал кусать Джона Люпина! Речь шла о том, чтобы всего лишь припугнуть, и дело с концом. Да и покусал бы его Фенни — невелика потеря.
Но кто же знал, что эти идиоты выпустят ребенка гулять в одиночку вечером по палисаднику? Родители, называется!
Сказать, что Том был в ярости, когда узнал о случившемся, значит ничего не сказать. Если оборотень искусает взрослого — это одно дело. В конце концов, такие вещи случаются сплошь и рядом. Но нападение на ребенка сразу вызывает гнев общественности. Газеты публикуют снимки с места происшествия, народ беснуется, требуя найти и покарать монстра, авроры из кожи вон лезут… Достаточно, чтобы попортить кровь кому угодно.
Неудивительно, что Том отыгрался на Фенни, выплеснув на нем раздражение. Ошеломленное, по-детски обиженное выражение на лице щенка — тот-то явился счастливый, доверчивый, в расчете на похвалу! — только подлило масла в огонь. После жестокого наказания Фенни вышвырнули из Ставки с приказом не попадаться больше на глаза. Некоторое время Том жалел, что не придушил мальчишку. Но раз тот сумел уйти, значит, заслужил право жить, тем более что ему и так неслабо досталось.
Конечно, уже через пару часов Том успокоился и понял, что зря сорвался. Да и верные друзья были хороши: вместо того, чтобы поддержать, в один голос твердили, что он сам виноват. Знал ведь, что оборотни не в состоянии контролировать себя. Если исполнителю отдан приказ, с которым он не может справиться, кто здесь дурак: слуга или хозяин?.. Самое противное, что они были правы.
А с Люпином тогда повезло. Дни шли, но в газетах не появлялось ни строчки. Джон уволился из газеты, семья быстро свернула манатки и переехала в другое графство. Видно, у родителей хватило ума не предавать дело огласке и не ломать жизнь ребенку, внезапно ставшему оборотнем.
А Фенни сейчас, пять лет спустя, представилась, наконец, возможность загладить свою вину и вернуть милость хозяина. Так что он будет биться, как проклятый, — в этом Том был уверен.

***
…Трибуны рычали и ревели. Ромулу все же удалось схватить Фенрира за плечо, но тот дернулся изо всех сил и вырвался, оставив в челюстях врага кусок мяса. Кровь брызнула на песок.
Фенрир отскочил в сторону. Зал возмущенно завыл. Кто-то крикнул: «Трус!», но крик заглох, потому что Фенни молниеносно бросился вперед и схватил Ромула за голову.
Оборотень пытался высвободиться, расчерчивая лапами песок. Но все было напрасно — челюсти противника сжимались все сильнее, вонзаясь в щеки.
— Стоп! Растаскивай!
Служители синхронно подняли палочки, в бойцов ударили струи воды. Вперед кинулись хэндлеры, схватили оборотней за ошейники и принялись стэками разжимать челюсти.
Фенрир крутился и огрызался. «Добить, дайте добить!» — орали с верхних трибун, разделяя его обиду и злость. Том и сам орал, как ненормальный. Бросил короткий взгляд на ложу напротив — хозяйка Ромула сидела неподвижно, как скала, будто это все ее не касалось.
Сердце у Тома стучало, словно молот, горячие волны азарта захлестывали с головой. Плевать, что Фенни принес ему за сегодняшний бой всего-то галлеонов триста— уже через месяц будет три тысячи. Да и разве в деньгах дело?
Он обернулся. Друэлла, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, что-то кричала, размахивая биноклем. Касси стоял теперь рядом. Его рука, словно невзначай, поглаживала ее ягодицы. Друэлла, судя по всему, не возражала — зрелище боев еще и возбуждает до безумия. Эти двое окажутся в постели уже к полуночи, тут к гадалке не ходи. Неудивительно, что хозяйка Ромула, постоянная посетительница боев, стала чокнутой нимфоманкой.
А она оказалась легка на помине. На выходе из ложи Тома остановил мордоворот — не то охранник, не то раскормленный лакей.
— Прошу прощения, моя хозяйка хотела бы поговорить с вами о важном деле…
Том глянул в ложу напротив. Флоранс Кесуик смотрела на него из-под шляпы с колибри. Понятно — сейчас будет договариваться, перекупать Фенни. Тот, конечно, молодой боец, но сразу видно, что талантливый, за переход к новому патрону можно запросить тысяч десять с ходу.
Неудачника-Ромула внизу тащили с ринга волоком, от его морды тянулся широкий кровавый след. Хозяйка даже не глядела в его сторону. Ромулу сильно повезет, если его не добьют сегодня ночью. Это обычное дело с проигравшими оборотнями, все равно в министерстве всем плевать, от чего недочеловек умер в ночь полнолуния. Одним меньше — и хвала Мерлину!
А Кесуик может быть полезна. Все-таки сестра начальника департамента, где у Тома до сих пор не было ни одного «своего» человека…
— Ну, так как же? — торопил не-то-охранник-не-то-лакей.
Трибуны бесновались. На ринг выходила следующая пара. Из ямы, с глубины в пятнадцать футов, даже сюда доносился запах крови и ярости.
— Передай своей хозяйке, — четко сказал Том, — пусть вылижет своему оборотню зад!
Пока увалень ошеломленно пялился на него, Том отодвинул его с дороги и бросился по гулким железным ступеням. Вниз, вниз, вниз. За барьером слышалось бешеное рычание и визг. Под трибунами в клетках скулили, огрызались и бросались на прутья звери.
— Туда нельзя! — попытался остановить Тома служитель, но Том оттолкнул его и вбежал в коридорчик между клетками, где остро пахло мочой и шерстью. Отыскав Люка, велел ему открыть клетку и ворвался туда, едва магический барьер был снят. Фенни, только что лежавший на полу, с рычанием прыгнул навстречу. Но уже в воздухе сообразил, что делает что-то не то, и совершил поистине цирковой трюк, умудрившись приземлиться на все четыре лапы туда, откуда только что взлетел.
Том подошел к Фенни, протягивая руку. У волка на боку была рваная рана, напоминавшая воронку, — как если бы акушер отмахнул пуповину не там, где надо. Том встал на колени рядом с ним, не обращая внимания на то, что залитые кровью и мочой опилки липнут к брюкам. Велел Люку позвать ветеринара, сам держал оборотня, пока целитель залечивал Фенни рану. Потом гладил волка, трепал его за ушами, повторял раз за разом: «Молодец, мальчик! Хорошая работа!».
Фенни уворачивался и огрызался — хозяин и покровитель был для него сейчас не больше, чем кусок мяса. Но Том только смеялся. Его смех накладывался на рычание и визг за барьером, где оборотни в яме рвали друг друга, на рев трибун, на приказы арбитра, на бешеный стук крови в ушах — и это было счастье.

@темы: Джен, Фик, Конкурсная работа, Текст, Волдеморт

---

Ради науки...

[House of York]

Название: "Ради науки..."
Автор: Команда ПС
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Август Руквуд
Жанр: драма
Техника: Photoshop CS3
Тема задания: иллюстрация к фику команды ПС "Август Руквуд. Версия" (Часть 3. Опыты)
Дисклеймер: все права на персонажа принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Странные сны Августа Руквуда
Предупреждение: использованы фотографии из концентрационных лагерей Германии
Примечание: работа выполнена на командный конкурс «Битва за Англию»

@темы: Джен, Август Руквуд, Арт, Коллаж, Конкурсная работа

---

Август Руквуд. Версия

[House of York]

Название: Август Руквуд. Версия
Автор: Команда ПС
Бета: нет
Гамма: нет
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Август Руквуд, Алекс Мальсибер, Тимоти Эйвери, Эван Розье, Тёмный Лорд, НЖП, НМП
Жанр: Драма, POV Руквуда
Размер: миди (примерно 60 000 знаков)
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Наука и этика: альтернатива или взаимозависимость?
Тема задания: фик написан на тему «Рассказ о сомнительных с морально-этической точки зрения научных исследованиях Пожирателей"
Предупреждение: В фике присутствуют явные и скрытые цитаты из ряда текстов. "Караул" - песня Умки.
Примечание : фик написан на командный конкурс «Битва за Англию»

Часть 1. Начало. 1980-й. Август

Август Руквуд (род. 1940). Родители погибли в 1940-м, во время 57-дневной бомбёжки Лондона. На 39-й день. Они проводили сложный эксперимент и немного абстрагировались от действительности. Домовый эльф спас младенца и уцелевшую лабораторную крысу и передал их на воспитание дальнему родственнику, который этого почти не заметил. С тех пор Август никогда не ставит опыты на крысах – только на людях – и каждое Рождество дарит эльфу то, что в последний момент найдёт в кармане. Продолжил исследовательскую деятельность родителей с трёх лет. После этого дальний родственник обратил на Августа самое пристальное внимание и мгновенно отправил его в маггловский пансион, в котором Руквуд пробыл до поступления в Хогвартс. Несмотря на яркую одарённость мальчика, Шляпа даже не заикнулась о Рэйвенкло. Август осчастливил собой Слизерин. После выпуска работал в Отделе тайн. Автор 18 монографий, 66 изобретений, почётный член ряда научных сообществ, в том числе маггловской Британской Королевской Академии наук.
В 1970-м Август заинтересовался магической кристаллографией и установил восхитившую его закономерность между процессами структурирования пирамиды роста модели и точно просчитываемыми изменениями, происходящими при этом с тем, что он мягко обозначил термином «объект». «Объектом» была окружающая его реальность. Голова кружилась от захватывающих перспектив, но исследования запретили – к сожалению, на том этапе, когда это ещё имело значение. Лабораторию магической кристаллографии аккуратно уничтожил отряд авроров. После этого Руквуда нашёл Тёмный Лорд. Жизнь снова обрела смысл.
Свою внешность Руквуд не помнит. Личной жизни нет. К людям присматривается с доброжелательным любопытством энтомолога. Поддерживает контакт с германским магом-исследователем Генрихом Гейзенштрассом и магглой – стажёром Университета округа Мичиган (США) Клариссой Старлинг.

1.

Собраться в поместье Мальсибера - прихоть Лорда. Спонтанная и необсуждаемая. Пожимаю плечами. Это может растянуться на неделю. Биоматериал продержится три дня. Если Боуд не совсем идиот, то пять. Максимум. Обвожу окружающих тяжёлым взглядом. Корпоратив, мать твою.
Мальсибер предложил поселиться в сторожке. Место тихое, уединённое, и я никого не трону – то есть мне никто не будет мешать. Посоветовал ему написать на двери что-нибудь устрашающее. Вероятно, он склонится к варианту «Осторожно – злой учёный». Или просто - «Не влезай, убьет».
Иду по ночному саду. Репутация. Стажёры из Отдела тайн изощрялись, как могли, приписывая мне всяческие милые странности, среди которых, кажется, фигурировало людоедство. Не вникал в подробности.
Мантия зацепилась, дёрнул – в полу намертво впилась колючками слегка помятая роза. Пришлось сорвать.
В сторожке действительно удобно. Отцепил розу и поставил в бутылку из тёмно-зелёного стекла. Биоматериал. Ладно. Завтра придёт отчёт от Боуда.
Сажусь на кровать, тихо зову:
- Дэдди!
Эльф материализовался довольно шумно и не то чтобы быстро. Он очень стар. Голова, покрытая белоснежным пухом, трясётся, но круглые серые глаза смотрят по-прежнему - ясно и умно.
- Дэдди. Мне нужен анатомический атлас и дорожный набор №2. Загляни в почтовый ящик - я жду статью от Клариссы.

…Утро. Солнечный свет заливает сторожку. Щурясь, подхожу к окну. Министерская сова нетерпеливо долбит клювом в окно. Углубляюсь в долгожданный отчёт. Боуд хотя бы обязателен. Посмотрим.

«Для питания биоматериала был выбран раствор №3. (Предыдущие два я запорол, - перевёл Руквуд.) Питание производилось прямым методом (Я просто залил эти долбанные мозги раствором, - зверея, прокомментировал Руквуд.) Для детального исследования результата мною был выбран образец №5. (Пять? Пять?!! Что ты сделал с четырьмя, идиот?!!) Предыдущие образцы были случайно повреждены во время работы (Уронил на пол. Я спокоен. Спокоен.) С образцом №5, обращаясь с ним с исключительной осторожностью (Не уронил на пол. Не может быть.), я проделал следующие контрольные... *следует совершенно секретный текст*. Ясно, что потребуется большая дополнительная работа, прежде чем мы поймём... (Я этого не-по-ни-ма-ю, - перевёл Руквуд и усмехнулся. Ещё бы.)»

Ладно. Обошлось. Пока. Работать.

Чёртово солнце слепит глаза. Отрываюсь от схем и обнаруживаю остывшую овсянку, превратившийся в сухарь тост, холодный кофе и спящего с немым укором на лице Дэдди. Роза расправила лепестки и одуряюще пахнет. Выкинуть. Усмехаюсь. Ну-ну, попробуй. Выкинь. Быстро ем. Перечитываю отчёт Боуда.
Биоматериал…

Когда замминистра утверждал план эксперимента вот под этим самым кодовым названием, он вникал во все детали, о да. Смета, планы, ресурсы... Руквуд терпеливо ждал главного вопроса. Всё висело на ниточке. И…
- А кстати, Август. Откуда вы возьмёте этот... ну...
- Биоматериал? - любезно подсказал Август. - То есть мозги? Трансфигурирую, естественно. - Его улыбка никогда ещё не бывала так лучезарна.
- А. Конечно! - облегчённо подхватил зам. - Позвольте полюбопытствовать... из чего?
Руквуд подавил желание ляпнуть "из половой тряпки". Зачем ему в отделе тряпки? Ему в отделе нужны... да хоть кофе стрясти. Маггловский растворимый.
Объяснив замминистру, что кофеин увеличивает жизнеспособность образцов при трансфигурации на 6, 789 процента, он оставил заявку на ящик "Нескафе Голд" в железных банках. Тема была закрыта.
Если бы я мог, думал тогда Руквуд, аккуратно расставляя кюветы, подготавливая аквариум, налаживая систему питания. Если бы я мог синтезировать мозг. Ты первым бы стал его питательной средой, болван.
...Руквуд вспомнил маленькую, тщательно засекреченную операционную. Стол, лампа. Ничего лишнего, белая, слепящая чистота. Никаких скальпелей и ножей. Отстранённо подумал о людях с расслабленными лицами и пустыми глазами, магглах и волшебниках, которых он приводил ночами - вот эти ночные поиски в пабах, на вокзалах, в грязных кварталах для бедноты он не любил больше всего. Момент выбора объекта. Дальше просто. Тела трансфигурировались в брикеты для приготовления питательного раствора. Вещи он сжигал в камине. Руквуд был благодарен Лорду, когда тот стал посылать ему людей. "Империо" накладывал мастер. Руквуду не удавалось добиться такой радостной готовности от объектов. Да и биоматериал стал жить существенно дольше. Дело стронулось с мёртвой точки. Только бы Боуд...

Откладываю отчёт, выхожу в сад. Стою, рассеянно вдыхая этот адский, навязчивый аромат. Тру пальцами виски и решительно двигаюсь к дому.

В зале пусто. Направляюсь к креслу, спотыкаюсь обо что-то, с трудом удерживаю равновесие.
- Простите, сэр! - слышу тонкий голосок и вижу худенькую эльфийку. - Я виновата, сэр.
- Ты не виновата, - отвечаю непривычно мягко. - Я близорук.
- Добрый вечер. – Это Эван Розье. Садится в кресло напротив.
- Добрый, - иронично соглашаюсь.
Я не заметил наступления вечера... Да, точно. Даже не обедал.
- Принеси нам, пожалуйста, еды. Любой, - прошу эльфа.
Беру стакан с подноса, принесённого эльфийкой (надо узнать её имя), смотрю сквозь прозрачную жидкость на пламя камина и удовлетворённо киваю.
- Дигидрогена монооксид. Угощайтесь, мистер Розье.
Розье берёт с подноса второй стакан, подозрительно смотрит на него, потом внимательно - на меня – и смеётся.
- Спасибо!
- Да на здоровье.
Аккуратно ставлю пустой стакан на поднос. Лорда в доме нет. Что ж. Завтра…
Любуюсь профилем Розье на фоне стремительно темнеющего неба. Прихватываю бутерброд с подноса и ухожу в сторожку.


2.

Лежу лицом к стене, отвернувшись от слепящих солнечных лучей. Можно было бы задёрнуть шторы. Нужно. Но встать я не могу, вот в чём незадача. Приступ болезни, которой нет названия и от которой за чёртову уйму лет я так и не нашёл лекарства, был... Нет, не неожиданным. Был некстати.
Дэдди в Министерстве. Будет ходить за Боудом по пятам и контролировать каждый его вздох. Будет готовить питательный раствор. Несколько дней он выиграет.
Скриплю зубами. Пить. Пытаюсь достать палочку, зло усмехаюсь. Да. Вот так и сдохнешь когда-нибудь. И никто не подаст тебе стакан... монооксида дигидрогена. О, ты, кажется, о чём-то сожалеешь, Август?
Злость на себя, как обычно, придаёт силы. Надо перетерпеть, сейчас будет боль, это просто. Потом... Ты знаешь, что будет потом.

...Маггловский пансион. Размачиваю сухарь в молоке, Крыса уже тычется носом в блюдечко, глажу белую спину. Сидим под кроватью, покрывало до пола. Дом. Я наказан, говорю Крысе, и мы с ней смеёмся. Все пошли в цирк, а я наказан. Вот где цирк-то, да? Позовём Дэдди? Пусть тащит молоко, целую бутылку - ты выпьешь ещё, и я тоже. Дэдди...

Вздрагиваю. Вовремя я очнулся. Нет смысла звать Дэдди. Всё, теперь отлежаться. До вечера. После выматывающих экскурсов в золотое детство я обычно работаю особенно... жёстко.

- Месье Руквуд. Вы живы? – Розье. Опять.
Спокойно отвечаю:
- Жив. Чем обязан?
Пытаюсь повернуть голову – хоть чуть-чуть. С ним Эйвери.
- Что будем делать, если он умер? Ой, мистер Руквуд, извините, - Эйвери, кажется, подпрыгивает, слыша мой голос.
Очень терпеливо повторяю:
- Я жив, Эйвери. Не трогайте ничего руками. - И убедительно добавляю: - Пожалуйста.
Он суёт руки в карманы и отступает на шаг.
- Вы уверены, что живы? У вас что, мигрень? – А вот Розье выглядит совершенно невозмутимым.
- Cogito ergo sum. Не мигрень. Но я не могу, к примеру, встать и предложить вам чаю. Поэтому буду благодарен, если вы кратко выскажетесь и уйдёте.
- Мы можем вам чем-нибудь помочь? – Эйвери спрашивает это срывающимся голосом.
Очень тихо хмыкаю в подушку.
- Можете, мистер Эйвери. Особенно вы. Во-первых, откажитесь от стажировки в моём отделе. Во-вторых, как зовут вашего эльфа? В-третьих... - Тут я вздыхаю. Чертовски хочется пить всё-таки. - Сделайте мне кофе. На столе «Нескафе» в банке.
Эйвери выдыхает.
- Я и так уже отказался, мистер Руквуд. Я... пойду в другой департамент. А мою эльфиню зовут Фиби. Кофе... сейчас!
Эйвери открывает банку с третьего раза. Опасливо подходит к кровати, протягивает мне чашку на вытянутой руке. - Кофе... пожалуйста.
- Спасибо. - Пытаюсь поднять руку и взять чашку. Нет. Не могу. Мерлин, не просить же поить меня, как младенца. - Поставьте пока на стол. Только не...
На столе лежит нераспечатанное письмо от Клариссы. И Розье разглядывает его с непринуждённым интересом. Переводит взгляд на розу в бутылке. Хмыкает.
С трудом всё-таки поворачиваюсь. В упор смотрю на Розье. Очень недобрым взглядом. Стараясь при этом не обращать внимания на Эйвери. С ним надо аккуратно. Дёрнется, заденет что-нибудь… Уже.
На письме расплывается коричневая лужа.
С невозмутимо-доброжелательным выражением на лице Розье медленно направляет палочку на письмо.
- Тергео.
- Не знаю, как вас благодарить, - говорю с интонацией, которую обычно использую в разговоре с эльфами. Внутренне я уже рыдаю. Попросить, что ли, напоить меня кофе всё-таки? С ложечки? - Вы мне так помогли. Теперь, возможно, я могу вам чем-нибудь помочь?
- Извините, - невпопад отвечает Эйвери. - Я случайно залил ваше письмо, я не нарочно.
- Вам уже лучше? - вежливо интересуется Розье.
- Мне хорошо, - заверяю Розье. Мне действительно… хорошо? Чуть не улыбаюсь встревоженному, почему-то бледному до синевы Эйвери... Нет. Души (повелительное наклонение) прекрасные порывы. - Если можно, мистер Эйвери, пришлите мне Фиби.
Закрываю глаза.
- Х-хорошо, мистер Руквуд. Пришлю.
Розье кивает Эйвери: «Пошли» - и оборачивается на пороге:
- Мы к вам ещё зайдём.
Дверь закрывается. Темно. Сейчас появится Фиби, выпью наконец кофе… съем что-нибудь. Письмо от Клариссы прочту. «Мы к вам ещё зайдём». Зачем?

3.

Утро. Превосходно себя чувствую. Статья Клариссы ожидаемо парадоксальна, отчёт Боуда вполне вменяем. Фиби принесла еду. С головой погрузился в работу. Конечно, пока только расчёты, но…
- Мистер Руквуд, к вам можно?
Увидев Эйвери, я даже несколько растерялся.
- Да, можно.
Эйвери входит, придерживая дверь для Розье. На Эване темно-синие бриджи, что-то вроде тельняшки в темно-синюю полоску с рукавами в три четверти и узкий красный шарфик. Оцениваю это как… вполне занятное зрелище.
- Добрый день. Вам сегодня, я вижу, лучше?
- Превосходно себя чувствую, - лучезарно улыбаюсь. И серьёзно добавляю: - Вы вчера действительно помогли мне. Спасибо.
Давно заметил, что чем более я вежлив и приветлив, тем быстрее уносят ноги редкие визитёры.
Эйвери от лучезарной улыбки слегка вздрагивает, но старается взять себя в руки:
- Вы едите имбирное печенье?
Я не думал, конечно, что меня ничего не может удивить. Удивляет многое - вот, к примеру, свойства кристаллов изменять... Многое, в общем.
Но это, так сказать, по работе.
А вот в быту...
Я действительно удивился. Никого не интересовало, что я ем.
- Да, мистер Эйвери. Я ем всё.
- Мистер Руквуд, над чем вы сейчас работаете? Чрезвычайно интересно, для чего может понадобиться помощь американских магглов. Это так экзотично. – Розье, прищурясь, разглядывает мой стол. Проверяет, насколько далеко он может зайти?
Лучший способ это проверить – спросить меня, над чем я работаю. Браво, Эван.
Встаю из-за стола. Подхожу к распахнутому окну, смотрю на сад, аккуратно закрываю створки. Взгляд у Эйвери абсолютно сумасшедший. Успокаиваюсь неожиданно.
- Садитесь, - предлагаю гостям. - Поговорим об экзотике. Вы ведь за этим сюда пришли? Итак. Мне любопытны ваши критерии экзотичности, мистер Розье.
Эйвери послушно садится. Крутит в руках пачку печенья. Розье тоже сел.
- Я полагаю, мистер Руквуд, что экзотичность предполагает нечто, выходящее за рамки среднего, общепринятого, повседневного, рутинного. Например, обычные средние маги, как правило, не переписываются с магглами, потому что не имеют с ними общих дел. Если только они не пишут диссертацию по маггловедению или не выполняют секретного задания.
Достаточно вежливо. Пожимаю плечами.
- Верно. Я не пишу диссертацию по маггловедению, мистер Розье. А в остальном я совершенно обычный средний маг. Мы продолжим?
Делаю три чашки «Нескафе», беру печенье из рук Эйвери. Он не вздрагивает, слава Мерлину.
- Да! – Розье таки продолжает. - Сейчас вы скажете, что выполняете секретное задание и тем самым дадите понять, что дальнейшие расспросы неуместны. Но, мистер Руквуд, я хочу получить ответы на все вопросы в интересах общего дела. Чем вы тут заняты?
Медленно ставлю на стол чашку с кофе. Ярость, неконтролируемая, холодная. Ты… Ты поймёшь? Ты способен это понять? Не замечаю, как оказываюсь рядом с Розье. Одной рукой сдавливаю ему горло. Всматриваюсь в глаза... и рука разжимается.
- Вон, Розье.
Поворачиваюсь к Эйвери:
- Все.
Эйвери сжимает в кармане волшебную палочку, медленно поднимается. Очень спокойно, изо всех сил сдерживаясь, произносит:
- Извините. Он идиот. До свидания.
Розье… Он смотрит на меня растерянно, медленно встаёт, опускает глаза. Уходят. Я с силой бью кулаком в стену сторожки.

В закрытое окно стучится бумажная птичка. Распахиваю створки, читаю. Размашистым почерком Тёмного Лорда: «Дай знать, когда твоя голова будет отдыхать от гениальных идей. Есть тема для обсуждения». Наконец-то. Быстро пишу ответ.
- Мистер Руквуд, вы не заняты? – Стук в дверь.
- Иду к Лорду, мистер Мальсибер. – Открываю и остаюсь стоять на пороге.
- Да? То есть на такие прозаичные вещи, как питание и милое человеческое общение, времени у вас, как всегда, не остается? – Мальсибер улыбается и не думает сдвигаться с места. Жёлто-карие глаза смотрят в упор, в рыжих волосах вспыхивают и гаснут искры света.
- Я питался, - серьёзно заверяю его. - И сейчас у меня была порция милого человеческого общения.
- Мистер Руквуд, - Алекс усмехается, - вы их совсем запугали или не очень?
Понимаю, как я устал. Парадоксальным образом понимаю также, что вот от этого разговора мне станет легче. Разворачиваюсь, возвращаюсь в дом. Киваю Мальсиберу:
- Входите. У меня есть немного времени.
Алекс переступает порог.
- Я вообще-то вас в сад хотел позвать. Правда, мистер Руквуд, я не настаиваю на общении, но... ваше пристойное питание - моя прямая обязанность. В конце концов, я здесь хозяин.
- В сад? Нет. Мистер Мальсибер. Еду мне приносит Фиби. Это бывает всегда вовремя, и её общество мне приятно. Более того - его вполне достаточно. Я признателен вам за сторожку. До недавнего времени она тоже меня вполне устраивала. – Отвожу глаза. - Я сорвался сегодня. И могу сорваться ещё. Мне этого не хочется.
- Я очень, очень рад, что вы довольны, - Мальсибер широко улыбается. - Только... Что значит «сорвался»? И как я могу вам помочь в предотвращении подобного? Извините, но наложить на сторожку Фиделиус или применить какие-либо другие подобные меры я все же не согласен.
- Можете, это просто. Не привлекайте меня к участию... в массовых мероприятиях. Дружеские чаепития, настольные игры. - Задумываюсь. - Нет, не представляю, как это обычно у вас проходит. Просто - не надо. Я предупредил.
- А если кто-то из гостей всё же решит вас навестить, и вы ... как там... «сорвётесь»? Тогда так хвалимая вами эльфийка будет вынуждена копать могилу у дальней стены сада, или хватит банального «Эванеско»? Август, я не собираюсь доверять практически никому из собравшейся здесь компании, о смерти половины из них я никогда не удосужусь пожалеть. Но... вы же понимаете, что безопасность нескольких человек меня волнует необычайно сильно? Вы достаточно разумны. Неужели это так трудно - держать себя в руках?
Смотрю на Алекса в упор.
- Да. Мне трудно держать себя в руках. Я пытаюсь работать. Но работать здесь - кромсать раковые клетки тупым кухонным ножом. Тем не менее я… не опасен. – Усмехаюсь невесело. - Если уж я сожалею - я действительно сожалею! - о том, что был просто невежлив, то предполагать, будто я смогу причинить вред кому-то из ваших гостей, - смешно.
- Смешно, не спорю. Но, во-первых, это действительно моя обязанность. А во-вторых... мистер Руквуд, вы даже не представляете, насколько это иногда полезно - быть смешным... Решает многие проблемы. - Алекс тепло улыбается.
- Я представляю, Алекс, - улыбаюсь ему в ответ. Кажется, отпускает… - Отлично представляю. Сейчас мне действительно надо идти. Лорд хотел меня видеть.
- Да, конечно, - Мальсибер подходит к двери, уже раскрыв ее, разворачивается: - Я попрошу гостей больше вас не навещать. Надеюсь, вас это устроит?
- Я предлагал сразу написать это на дверях сторожки. Теперь уже не стоит. Но спасибо.
Алекс вздыхает.
- А что, написать самостоятельно вы не смогли? Извините, я считал, что вы маг.
- И магом быть необязательно. Магглы тоже писать умеют. Но я ценю чужую собственность. У вас тут... красиво, Мальсибер, - уже уходя, откровенно любуюсь садом.
Алекс задумчиво провожает меня взглядом.

4.

…Заканчиваю письмо идиомой, услышанной от Долохова. И ещё одной. И ещё. Боуд, кретин. Вообразил, что он умнее эльфа. Из-за этого пришлось потратить полдня на переписку. Был бы на месте - хватило бы Империо.
Да что там за шум, в саду? Выглядываю в окно. Эйвери и Розье валяют дурака. Дуэль. Пожимаю плечами и хочу отойти, но тут Розье рухнул на траву, а Эйвери... Эйвери не видно. Всматриваюсь пристальнее. Достаю палочку и дёргаюсь к двери. Бросаю ещё взгляд в окно - и, усмехнувшись, возвращаюсь к столу. Розье уже стоит на ногах. Прослеживаю возможную траекторию Ренервейта. Долохов. Из окна. Разумно. А тебе захотелось побегать, Август? С палочкой наизготовку, по тенистым аллеям? Спасая Эвана Розье?
«Милое человеческое общение». Почему-то вспомнил, как Джоунс пытался опекать меня, когда после Хогвартса юный Август только появился в Отделе тайн. Угощал чаем, притаскивал еду какую-то домашнюю. Будто бы есть нечего. Напрягало. Куда он потом делся, Джоунс? А. Я ж его потом и уволил.
Забираюсь на кровать с ногами, открываю атлас и призываю Фиби. Зачем-то прошу бутылку красного вина. Пытаюсь ножом открыть пробку. Увлёкся, горка стружек засыпала страницу с изображением головного мозга человека, фиксированного в формалине. В быту я редко прибегаю к магии. А пью ещё реже. Практически никогда.
- Мистер Руквуд! Извините. Мне нужно с вами поговорить.
А. Конечно. Вот оно и пришло, милое человеческое общение.
- Входите, мистер Эйвери, - Прищурясь, смотрю, сколько там осталось в бутылке. Ещё осталось.
- У меня к вам один вопрос, мистер Руквуд, - хмуро глядя куда-то под ноги, спрашивает Эйв. - И он не касается ни вашей работы, ни вашей жизни. Я задам его и сразу уйду. Можно его задать?
- А задайте, - задумчиво соглашаюсь. Мне только что пришла в голову мысль, что к вину подошёл бы сыр.
Эйвери поднимает голову, глядит недоверчиво. Да, я пью, Эйвери.
- Зачем Лорд нас здесь собрал? Может… Мне кажется… - Он набирается решимости и продолжает: - Он ищет предателя. Один из нас… Кто это может быть?
- Это не я. Возможно, это даже не вы. - Стряхиваю стружки с атласа, прищурясь, любуюсь роскошнейшей воронкой гипофиза. - Вы умеете читать мысли, Эйвери? Я - нет. Я пытался. Но люди чаще всего не думают. Вообще. Клубок мыслеформ. – Я ёжусь и прикладываюсь к бутылке. - Крауч? Почему бы и нет.
- Мысли не умею. Эмоции - умею, - Эйвери так серьёзен... - Я практически уверен, что это не Крауч. Хотя... я могу ошибаться, Барти слишком эмоционален, очень трудно его чувствовать. Но… Барти вызывает во мне только жалость и сочувствие. А предатель… вызвал бы инстинктивный ужас.
Смешно. Вот правда смешно.
- Инстинктивный ужас. А. У меня никто инстинктивного ужаса не вызывает, вот в чём проблема. Разве что вы, мистер Эйвери, когда стоите так близко... вот к этому, - указываю рукой на серебристый шар на столе – мою походную лабораторию.
Эйвери бросает хмурый взгляд на шар.
- Можете не переживать, мистер Руквуд. Я ухожу. Надеюсь, вы хорошо проведете время. Жаль, что вчера так вышло. Мой кузен - идиот. До свидания.

Гляжу вслед. «Да, ваш кузен идиот, Эйвери», - охотно соглашаюсь и с сожалением отбрасываю бутылку. Вовремя. Потому что в сторожку входит Лорд. Еле успеваю прошептать «Эванеско». Лорд садится на стул у глухой стены, оглядывает помещение, снимает с полки и вертит в руках банку «Нескафе».
- Говорят, это редкостная гадость, мой Лорд.
- Вместо «банального» кофе ты пьешь какой-то маггловский суррогат. Тебе не хватает средств на приличные продукты?
- Мне хватает средств, Повелитель. Кофе, - пожалуй, единственная привычка, которая у меня есть.
- Я надеюсь, ты не будешь молчать, когда их будет не хватать. Я не спрашиваю, как продвигаются твои исследования, потому что уверен - положительными результатами ты поделишься со мной первым.
- Они уже становятся положительными. Если в ближайшие дни я вернусь в Отдел, процесс ускорится. Я не думаю, что среди нас есть предатель, милорд.
- Ты настолько безразличен и невнимателен к соратникам, что наверняка ошибаешься. Но ты можешь описать типаж... человека, который способен на предательство. Твои гипотезы помогут мне его найти.
Тихо соглашаюсь:
- Вы бесконечно правы, мой Лорд. Разрешите мне подумать.
- Конечно, я не тороплю тебя. До вечера еще есть время. - Лорд открывает дверь, оборачивается с порога и добавляет очень буднично: - И еще. Август. Мне очень не хотелось бы узнать, что этот предатель – ты.
«Это точно не я, мой Лорд», - прижимаюсь лбом к холодному стеклу.
Я просто безразличен и невнимателен. Просто. Люди - это вам не так элементарно, как кристаллогенезис.

Психологический портрет предателя. Смотрю на лист пергамента с омерзением, чертыхаюсь и выхожу в сад. Это немыслимо. Я не могу связать двух строк. Да, я имел дело с людьми... точнее, с некоторыми их частями.
Беспомощность. Какое гадкое ощущение.
Сажусь в траву возле сторожки, прищурясь, бесцельно гляжу в стремительно сливово-чернеющее небо. Чей-то тёмный силуэт эффектно вырисовывается на фоне заката.
- Розье, - констатирую очевидное.
Он вздрагивает и застывает.
- Добрый вечер, Розье, - задумчиво сообщаю ему. - Что вы знаете о психологическом портрете? Общая концепция?
Эван даже слегка приоткрывает рот от удивления. Будем считать, что я этого не заметил.
- Это вы в Сфинкса играете, Руквуд? Сейчас последуют еще два вопроса, и если я не отвечу, вы меня съедите? Психологический портрет обычно составляется, исходя из собранных данных согласно выбранной методологии.
- Если бы, - признаюсь искренно и мрачно. - Не съем я вас. Не за что пока. Чудесная фраза. Вы продолжайте. Только конкретнее: психологический портрет возможного предателя.
- Это очень просто, Руквуд. По возможным предателям давно существует статистика. Странно, что вы этого не знаете. Определенно, это белый гетеросексуальный мужчина от 20 до 50 лет... ммм... обычной, ничем не привлекательной наружности. Ах, это не совсем психологический. Его психология: он страдает от своей заурядности и поэтому хочет всем показать, какой он на самом деле крутой. Вывод: нам нужно искать того, кто подходит под это описание.
Бред. Прекрасный, сияющий бред. Но ведь что-то в этом есть, наверное. Страдает. От заурядности. Никто не примет на свой счёт. А подходит всем. Доработать - и... Может получиться.
- Это подходит, Розье, - киваю я и чувствую, что должен сказать ещё что-то. Но не знаю, что. А, вот. - Спасибо, Эван.

5.

...Возвращаясь от Лорда в сторожку, натыкаюсь на Эйвери. Он сидит на траве, длинная чёлка почти закрыла бледное лицо. Что-то не так. А, огневиски. Бутылка. Оцениваю ситуацию. Левитирую стаканы (два!) и, кажется, шоколад. Сам себя не узнаю.
- А, это вы, - Эйвери вздыхает. - Вы же не пьете.
- Да? - не верю я. - Вчера пил, вроде бы. Налейте мне, Эйвери.
Горлышко бутылки стучит о край стакана.
- Ладно, будем цивилизованно напиваться. Вы всё еще считаете Крауча предателем, да? А я... я не хочу!
И вдруг он... зарыдал, размазывая слезы по щекам.
Я вздрагиваю. Смотрю на Эйвери, на стакан... Что делать со стаканом, понятнее. Залпом пью. Это... да.
- Чёрт... Как вы это пьёте.
Становится жарко, сердце колотится. Меня накрывает волной боли, и отчаяния, и...
- Эйвери. Перестань. Пп...пожалуйста.
Он вытирает слезы и - очень спокойно:
- Извините. Нервы. Потому и пью. Может, вам лучше вина вызвать из дома?
Меня передёргивает. Ещё и вина?
- Не надо, Эйвери.
Ставлю стакан на землю. Вглядываюсь в абсолютно бесстрастное лицо, улыбаюсь и ухожу в сторожку.
Эйвери отбросил стакан и взял бутылку. Ч-чёрт. Что я могу...

Рухнул на кровать. Психологические портреты. Рука на горле Розье, мокрое от слёз спокойное лицо Эйвери, Алекс на пороге сторожки. Пью второй день. Твою мать.

Перед глазами рассыпались цветные пятна, алым засияла воронка гипофиза, и почти затянуло, унесло. Тонкий слабый голос протянул:
— Ах, я насилу проснулась… Прошу извинить… Я еще совсем растрепанная…
Руквуд сконцентрировался. Роза в тёмно-зелёной бутылке кивнула ему и мягко потянулась навстречу.
- Мне холодно, накрой меня колпаком, - попросила она. - Тут сквозняки, между прочим. Уже осень, я чувствую.
- Август, - сказал Август.
Разговариваю с розой. Нормально.
- Кажется, пора завтракать? Пожалуйста, позаботься обо мне.
Остро захотелось ещё огневиски. Себе и даме. Руквуд вяло взмахнул палочкой - получилась всё-таки вода.
— Да, да, спасибо. Я люблю тебя, — услышал он. — Моя вина, что ты этого не знал. Да это и не важно. Но ты был такой же глупый, как и я. Постарайся быть счастливым… Мне от тебя ничего не нужно, даже колпак. Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с бабочками. Они, должно быть, прелестны.
- С чего ты взяла? - хмуро спросил Руквуд. - Видел я этих бабочек. Омерзительны.
- А то кто же станет меня навещать? Ты ведь будешь далеко.
- Да? - удивился Руквуд. - Это неплохо...
— Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти — так уходи.
- А куда? - тихо сказал Руквуд и засмеялся. - Куда?
Воронка гипофиза накрыла его с головой.

Проснулся. Обнаружил в руке розу. Помотал головой и засунул её обратно в бутылку. Хорошо, что мне обычно ничего не снится. А пить я больше не буду. Кофе (в банке его на донышке, экономить), сухари и печенье на блюдце. Горка почты на столе.
Просматриваю конверты. Как всегда, отчёт от «Гринпис» о ходе кампании против тестирования на животных. Идея прижилась и бурно расцветала. Это меня забавляет.
Остальные письма - после.
Возможный предатель. Мерлин. Откуда мне-то знать…

Руквуд постарался представить соратников. Сложно. Более или менее он знал только Долохова. Год назад на научной конференции в СССР ("Достижения советской кристаллографии под руководством КПСС") Долохов навестил его в маггловской гостинице, сломал кипятильник и активно звал на экскурсию по злачным местам Конотопа. Руквуд между тем уже вот-вот должен был ехать совсем на другую экскурсию - на местную фабрику народной игрушки, и Долохов увязался следом, влез в старенький "пазик", пугая магглов редкой экспрессивностью речи и манер. Впрочем, юные ассистентки ему внимали в экстазе. Это ещё хорошо, что он был тогда вполне благодушен, ни одного не то что непростительного - даже боевого заклятия. Но магглам всё равно пришлось стирать память после экскурсии - на фабрике Антонин развлекался как мог. Особенно Руквуду запомнилось семейство матрёшек, самая большая - Тёмный Лорд, естественно. Руквуд плохо запомнил остальных, потому что как раз обсуждал с Клариссой недостатки спектрального анализа.

Да. Негусто. Как я не хочу никуда выходить. Никого видеть.
Работать. Я работаю. Всё.

6.

Просыпаюсь от запаха гари, кашляю. Всё в дыму. О. У нас пожар. Выхожу в сад, оцениваю масштаб. Лорд в гневе. Мне становится холодно. Констатирую:
- Мы доиграемся.
Возвращаюсь в сторожку. Пинаю пустую банку из-под «Нескафе». Деградация и распад личности.
Почта. Беру первое попавшееся.


Пишу вам уже 56-е письмо, а вы всё не отзываетесь. Между тем моё изобретение не имеет аналогов и используется мною с пользой для общества вот уже два месяца. Как мне пришла в голову эта идея. Есть такой закон - переход количества в качество. Проще говоря, если чего-то много, то оно сильнее действует. Я пробовал применить его как-нибудь к практической деятельности, потому что практика критерий истины, как сказано в моей настольной книге "Магия для чайников". Я решил увеличить мощность волшебной палочки самым естественным образом. То есть изобрёл суперволшебную палочку, её размер 50 дюймов, можно использовать рукоятку старой метлы или лопаты, но это я потому что сам не работаю с деревом, нет инструмента. Внутре у неё неонка и волос единорога из моей сломанной палочки, а для усиления ещё немного летучего пороха, амулет и кое-что ещё но это личное.
Я два месяца ею пользуюсь и заметил эффекты, о которых написал в Приложении-1. Ещё она светится и самопроизвольно возгорается но это побочное.
Очень жду ответа до завтра, а лучше приеду.
С уважением и научным приветом
М.-С. Бременс
Руквуд. Разберитесь. Умоляю. Два ящика "Нескафе".
Замминистра подпись неразборчива

Этим я занимаюсь. Этим. Хорошо, что никто не слышит, как я смеюсь.

7.

Ты автор множества покойников, только и всего.

Слова звучали веско и спокойно, бились в виски.

Руквуд резко открыл глаза и сел.
Я автор множества покойников.
Защита сломана. Блокада эмоций, методично и старательно поставленная им перед началом проекта «Биоматериал». Не сбой, сбой он вытерпел. Теперь сны затопят его сознание, разнесут вдрызг, сметут тщательно установленную плотину.
Встать. Открыть окно. Август всмотрелся в страшное, беззвёздное, чёрное небо.
Я просто человек.
Руквуд отшатнулся от окна. Зеркало. В сторожке его нет. Трансфигурировал атлас в зеркало, прислонил к стене. Сел на пол. Встретился взглядом с потемневшими, пустыми глазами.
Я-то думал: мне всё можно.
Отражение оскалилось.
- Ради науки?
- У меня есть что-то ещё?

Отстраниться. Абстрагироваться. Вспомнить эти чёртовы дни.

Розье. Трудно формулировать. Интерес. Вызов. Ярость. Благодарность. Мгновенное, ощутимое тепло, укол то ли сожаления, то ли... Руквуд криво усмехнулся. Он не знал, как это назвать, но смотреть на Розье было почти так же захватывающе, как на игру света на гранях кристалла. Нет. Без почти.
Мальсибер. Тяжёлый, вежливый, ехидный взгляд. Алекс видит меня таким, каков я есть. Это мне помогло. Или убило. Посмотрим.
Эйвери... Мягко улыбнулся, прикрыл глаза. Эмоции. Вот так, вкрадчиво, от полусерьёзного раздражения до момента, когда перехватывает дыхание. Чужая боль, которую я впервые за каким-то хреном чувствую. Не знаю, что с этим делать.
Не надо было подпускать их. Не надо было никого подпускать.
В зеркале отразились люди. И я уже не могу отвести взгляд.

Сижу за столом, верчу в руках сухарь (есть не могу, кофе закончился, в пустой банке поселился паук с круглыми, как блюдце, глазами). Растягивать удовольствие дальше некуда. Если Лорд не откажется от поисков, ещё один день прелестного, классического самоанализа с сопоставлением звёздного неба и нравственного закона мне гарантирован. Потом можно будет... Да. Вот и неясно, что именно. Зависит от.
Откладываю так и не съеденный за все эти весёлые деньки сухарь и придвигаю к себе пергамент. Нарисовал кошку с привязанным к спине бутербродом. Маслом кверху. Получилась почти кошка, хотя где-то и крыса. Крыс я раньше рисовал. Давно. Кошка всегда приземляется на лапы? Бутерброд падает маслом вниз? Хотелось посмотреть на зависшую в воздухе кошку, выясняющую отношения с бутербродом: кто кого сборет? Перед глазами парили даже несколько кошек. И бутербродов.

Как долго я смогу не спать?

Стук в дверь.
- Входите.
Мальсибер. Я... почти обрадовался?
- Мистер Руквуд, - Алекс переступает порог, но дверь пока захлопывать не торопится. - Вы по-прежнему придерживаетесь мнения, что визиты в вашу... ммм... келью крайне нежелательны и лишь мешают вам?
- Нет, - коротко и честно. - Ситуация изменилась.
Бросаю взгляд на зеркало. Надо было его убрать.
- Знаете, - Алекс медлит секунду и всё же закрывает дверь сторожки. - Меня это радует. Хотя... я ведь шел сюда, к вам, именно для того, чтобы извиниться за Эйвери. Теперь, я правильно понимаю, необходимость в извинениях отпала?
Алекс мельком смотрит на бумаги, лежащие на столе. Рисунки его наверняка несколько удивили.
- Извиниться за Эйвери? - В первые секунды я правда не понимаю. - Вроде бы я сам наткнулся на него возле сторожки. Не помню. Не надо извиняться. Садитесь куда-нибудь, Алекс.
- Спасибо, мистер Руквуд, - Алекс сел на стул, который стоял около стола. (На самом верхнем пергаменте было изображено что-то вроде броненосца, перевязанного веревочкой, да к тому же еще и с кокетливым бантиком сбоку. Алекс искренно понадеялся, что это не очередная разработка сверхмощного магического оружия.) - Я действительно рад. Тогда... могу с вами просто поговорить?
- Конечно, - я тем временем нарисовал ещё одну кошку. Уже машинально. Они получались всё лучше и лучше.
Алекс задумчиво разглядывает нового «броненосца» и пририсовывает животному на рисунке пару бантиков. Что ж, раз ему так больше нравится...
- Я не буду утверждать, что у меня хорошо развита интуиция. Это неправда. Но я думаю, что предателем может быть Регулус.
Пожимаю плечами. Одобряю бантики и оставляю листок с кошками Алексу.
- Я не знаю. Мой список длиннее. Только вас, Алекс, там нет. Потому что если это вы, я умываю руки.
К бантикам добавилась пара воздушных шаров, так, для большей красоты. Они придали конструкции кошка/бутерброд определённость. А вот парадоксальность убрали.
Внезапно понимаю, что усну прямо сейчас. За столом. Головой на пергаменте с кошками. И кто знает, что со мной произойдёт в этом сне. Надо остаться одному. Мальсиберу совершенно точно не следует этого видеть.
- Мы ещё поговорим об этом, если вы захотите, - встаю, сгребаю со стола изрисованный пергамент и забрасываю его в угол. – Хотя никакой логики в нашем пребывании у вас в гостях я не вижу. Особенно… в моём пребывании. Сейчас я попробую поработать. До вечера.
- Правда, мистер Руквуд, где здесь логика? Один сплошной абсурд... Непрекращающееся безумное чае... винопитие. - За время разговора Алекс пририсовал животному парочку рогов и большие, пушистые усы. Кажется, ему действительно было жалко выкинутый рисунок. - До вечера. Я надеюсь, мы действительно еще поговорим с вами.

Алекс ушёл. Подбираю пергамент, разглаживаю его и прячу среди книг.

- Добрый вечер, Август.
Лорд входит стремительно. Берёт банку из-под кофе, вертит её в руках. Не глядя на меня, продолжает:
- Я хочу заранее попросить у тебя прощения на случай возможной ошибки. Если это окажешься не ты. Но если это твоих рук дело... - банка вспыхнула зеленым пламенем и превратилась в маленький черный шарик, - то нам будет не до разговоров.
Кидает шарик мне на колени и наводит на меня палочку. Не могу пошевелиться. Холодные сильные пальцы прикасаются к моим вискам. Концентрируюсь и закрываю в своём сознании последние дни… Эмоции. Розье, Алекс, Эйв. Незачем… Это… не дам. Остальное… пусть.
Лорд медленно отводит взгляд.
- Ты можешь аппарировать. Утром. В Министерство. Работай, Август.
Кивает мне и выходит из сторожки.
Сжимаю шарик в руке. Пусть так.

8.

Просыпаюсь. Невидящими глазами смотрю в потолок. Стираю кровь с искусанных губ. Улыбаюсь. Проснулся же.
Поднимаю с пола оплавленный чёрный шарик. Паук тоже сгорел. Ненавижу бессмысленную трату… ресурсов? жизни? Эванеско.

Я вернулся в лабораторию. Биоматериал выжил. Я добился успеха. Конечно, это только начало эксперимента. О конечной цели никто, кроме меня, не имеет и отдалённого представления.
Ни Розье, ни Эйвери, ни Мальсибера я скорее всего не увижу.
Только сны. Буду держаться, пока могу.
Роза пустила корни, я её высадил там, в саду, к остальным.

@темы: Эйвери, Джен, Фик, Мальсибер, Август Руквуд, Конкурсная работа, Текст

---

Стирающий грань

[House of York]

Название: Стирающий грань
Автор: Команда ПС
Бета: Будет названа позже
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
персонажи: Барти Крауч младший, Фрэнк Лонгботтом, Теодор Нотт старший
Жанр: драма
Размер: миди
Дисклеймер все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Трое молодых людей преисполнены надежд на светлое будущее.
Тема задания: фик написан на тему "Грядущая война вмешивается в жизнь человека, который хотел лишь спокойно заниматься своим делом".
Примечание : фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».

-

Иная жизнь, лежащая за гранью
Сегодняшнего знанья, - затмевает
Она сиюминутный блеск.
Уоллес Стивенс, Парус Улисса

А теперь не спеша, аккуратнее...
Мы с Теодором едва не сшибли друг друга лбами, когда, затаив дыхание, наклонились над колбой ниже. Еще ниже, – имею в виду, технически – это было уже невозможно, ведь наши щеки давно приклеились к заляпанной прежними учениками столешнице. Но Теодор, молодчина, совершил невозможное – его жесткие вихры едва не выкололи мне глаза.
- Аккуратнее... одна капля, Фрэнк, одна, - от моего яростного шепота столешница раскрашивалась занятными переливами: прежние ученики были не дураки, активно использовали на своих занятиях этанол. – И... динитрометахлорин плюс сыворотка из окшенции золотистой, плюс пропарка, промывка, просушка. И капля Феликс Фелициуса.
- Одна капля смертельной удачи, - ухмыльнулся Теодор.
- Гляди, чтобы так и не произошло, - вяло одернул его я.
Капля веселого золотого зелья медленно упала в котел. Мы пропустили момент. Предполагалось, что мы будем смотреть во все глаза, приходить в восторг, видя, что наше снадобье, вспыхивая, меняет цвет от грязно-бурого на цвет чистого золота. Теоретически – может быть, осторожно оглядываться, пятясь от взметнувшегося фонтаном зелья. Но мы пропустили.
Мы, волшебники, по задумке природы должны обладать шестым чувством. Предчувствием. Четким знанием того, когда нужно паковать свою зубную щетку и бежать куда глаза глядят. Но Теодор Нотт, Фрэнк Лонгботтом и я не были особо хорошими волшебниками. И, наверное, нам простительно, что предчувствовали мы плохо. Правда, нам удалось вовремя натянуть свои шляпы на уши и присесть, и потому большая часть взбесившегося зелья золотым пламенем пронеслась мимо, опалив парочку подземельных люстр пострашнее.
- Это было... прелестно, - выдохнул Теодор, когда мы, пошатываясь, приняли более-менее устойчивое вертикальное положение.
Фрэнк лихорадочно листал учебник.
- Я точно знаю, где ошибся.
От его прожжённых рукавов валил дым. Я небрежно хлопнул его по шляпе, погасив небольшой язычок пламени.
- На этот раз?
- Сыворотка окшенции была недостаточно выдержанной, в ней остались примеси, и она не набрала всей своей силы, - отмахнулся Фрэнк. – У нас осталось еще немного, надо подождать с месяц, может, два месяца, и попробовать снова.
Я переглянулся с Теодором. Тот пожал плечами.
У нас есть важная цель. Вот уже почти весь седьмой курс мы заняты тем, что пытаемся сотворить зелье. Вернее – Зелье, именно так, с большой буквы. До нас многие пытались сделать это, и волшебники, и даже магглы, но они не были нами.
Вообще-то каждый год мы втроем творим что-то подобное. Такое, чтобы цель всегда была важной, а Зелье только таким – с большой буквы.
Сыворотка правды. Оборотное зелье. Феликс Фелициас. Честно говоря, последнее удалось сварить лишь Фрэнку, но зато, к примеру, я уже на третьем курсе свободно практиковал Оборотное зелье.
Наверное, это было чем-то вроде хобби. Не знаю, я никогда не задумывался. Нам нравилось то, что мы, являясь, по сути, не очень сильными, даже посредственными волшебниками, могли преуспеть в чем-то другом.
Об опасности мы крепко задумались, когда большую часть пятого курса судорожно искали противоядие от любовного зелья, которое с легкостью сварили в начале учебы, ощутив известную тягу к девчонкам. Это у нас Теодор так смешно выражается – по правде говоря, ему нужна была лишь Эльза Линделл, сумасшедшая из Райвенкло, которой никакие зелья были нипочем, даром, что сумасшедшая. Возвращаясь к опасностям, – после нескольких дней неустанных девчачьих приставаний мы твердо поняли, что противоядия в нашем ремесле - жизненно необходимая штука.
Вот и теперь – неподалеку от искореженного котла в защищенной всеми известными магическими способами колбе мирно пузырилась лиловая жидкость. Параллельно с нашим зельем мы варили противоядие. Пока все расчеты основывались на оптимизме Фрэнка – мы знать не знали, будет ли оно работать. Скорее всего, нет. Я был пессимистом. Фрэнк у нас никогда не ошибался, но зелье, уничтожающее Черную Метку, никак не могло не преподнести сюрприз.
- Нужно еще раз проверить все данные, - Фрэнк, прищурившись, разглядывал остатки снадобья. - Фаза луны, к примеру, для этого зелья не имеет особой важности, нам важнее учесть, что групп крови всего четыре. Комбинаций антител. Зелье должно надежно блокировать доминанту, а у меня пока нет уверенности насчет В. С А мы все точно рассчитали.
- Так ведь я рассчитывал, - счел нужным вставить Теодор.
- Вот поэтому я уверен, - кивнул Фрэнк. – А с антителом В надо провести новые расчеты. В запасе еще две недели, пока сыворотка подходит, вот мы и займемся.
- У меня дома?
- Конечно. А что?
- Отцу не нравятся мои опыты с кровью, ты ведь знаешь.
- Я думал, он охотно позволяет тебе готовить свой проект, - удивился Фрэнк.
- Позволял, пока думал, что это проект. Он ведь был в Хогвартсе, и наш Слагхорн пришел в ужас от его вопросов про мои «кровавые эксперименты», - скучно пояснил я. – Помнишь, я рассказывал? А, не помнишь. Теодор?
- То есть твой дом отпадает? Ладно, - Фрэнк запустил пятерню в волосы. Он всегда так делал, когда беспокоился, а беспокоился он часто. Убитая шляпа съехала ему на нос. – В принципе, можно попробовать организовать лабораторию у меня, только мой братишка всюду лезет, вы уж, пожалуйста, не ходите по дому с капающей с пальцев кровью.
Теодор хмыкнул:
- У Барти же мы спокойно ходим.
Видимо, переживал приятное воспоминание.
- А у меня нельзя, - отчеканил Фрэнк. – Агги мало того, что в полный восторг придет, так еще заставит нас его в компанию взять, вот увидите.
- Правда? - я зевнул. - Хотел бы я на это посмотреть: Агги с помощью палочки делает хирургический разрез на запястье подопытного.
Потому что у Агги нет палочки. Агги три года.
- Ты его не знаешь, - уныло сказал Фрэнк.
- Ладно. Я ведь не ответил «нет». Как обычно, у меня дома.
- Но ты же говорил, что твой отец не позволит?
- Это мои проблемы. Значит, в субботу, в семь. Прошу вас, не опаздывайте, сначала матушка ждет вас к чаю, - закончил я чопорно и, подлатав последние оставленные зельем прорехи на своей мантии, вышел из лаборатории.
Я знал, что они без меня справятся. С уборкой у меня никогда не ладилось, это даже не обговаривалось.
Прежде чем я захлопнул дверь в крохотную, выделенную нам по большой дружбе, лабораторию, я увидел, как Теодор толкнул в бок Фрэнка:
- Подлижется к отцу как всегда, вот увидишь.
Теодор в нашей компании слыл завзятым реалистом.
Приближался день, когда мы покинем Хогвартс. Звучит либо высокопарно, либо обычно, но я пока не воспринимал конечности этой истины. Мы покинем Хогвартс, ну и слава Богу. Суматошная кутерьма, какая-то насквозь искусственная, просачивалась всюду, заполняла школу, как едкий дым – и хотелось подавиться в приступе фальшивого кашля. Но я бы не сказал, что это было неприятно. Напротив, возможность верить, что будущее – во-он там, за самым порогом школы, светлое, сытое, доброе будущее, воспринималась как подарок, пусть и навязанный, пусть и несколько насильно. Выпускники носились по коридорам, все страшно озабоченные, важные. Нас - Теодора, Фрэнка и меня - эта кутерьма тоже касалась, конечно, но мы, немного ущербные, были циниками, потому радости от нее не ощущалось никакой. Фрэнк сказал, что отправится в Южную Америку изучать зелья местных шаманов. С него станется. Теодору отец давно держал место в Гринготтсе – как-то мы с Фрэнком выбили у него признание, что, может быть, с большой степенью вероятности, но он еще не уверен, Теодор, очень возможно, будет проводить химические опыты с философским камнем. Так ему гоблины и позволят. Я же пока ничего путного не решил. Вернее, решение есть – отец хотел, чтобы я работал в его отделе, не аврором, конечно, но кем-то вроде фолиантолога. Скорее всего, я так и сделаю. У меня не было особых причин задумываться о своем месте в мире, желать совершить что-то стоящее – зачем? Экзистенциальную неопределенность я счастливо преодолел еще лет в тринадцать.
Вообще-то нам повезло – мы заканчивали Хогвартс в разгар самой крупной магической войны со времен Гриндевальда. Темный волшебник, Тот-Кого-Нельзя-Называть, методично завоевывал старую добрую Англию, у него было много сторонников, и можно было точно сказать, что победа скоро будет за ним. Война велась в основном подпольно, путем диверсий, до открытого сражения еще не дошло – а, какая разница, я знал, что все равно она никаким боком меня не коснется. Хогвартс был самым безопасным местом в Англии, наш дом - вторым безопасным местом, ведь мой отец возглавлял аврорат. По этой причине, кстати, я, Фрэнк и Теодор так легко аппарируем каждые выходные ко мне домой – отец и администрация школы нисколько не возражают, потому что это столь же надежно, сколько раньше прогулка в Хогсмид.
Тут некоторые ученики всерьез думали пойти в школу авроров или вступить в загадочный Орден Феникса, лишь бы принять активное участие в войне. Такие все отчаянные. Кто бы их взял – хоть в школу, хоть в Орден. Теодор рассказывал, что на его курсе ходят разговоры... ну, о противной стороне. Вроде как кое-кто из слизеринцев хочет примкнуть к Темным. Да пусть их, если у тебя родители всю жизнь темной магией баловались, семь поколений предков только тем и славится – с какой кстати нет-то? Теодор сам ни сном, ни духом, его семья молится одному богу – золотому тельцу, потому ему дела нет ни до каких Темных. Равно как и до Светлых, впрочем.
Слагхорн разрешал нам пользоваться старой лабораторией, у меня у самого дома тоже была неплохая лаборатория, а еще мы втроем слыли школьными середнячками, нас, уверен, потом однокурсники с трудом вспомнят – в общем, думаю, жизнь удалась. Фрэнк, правда, хотел крупным ученым стать. Пусть его. Мне кажется, когда мало просишь, то не слишком переживаешь, не получая желаемого. Это не было моей жизненной позицией, я вообще-то редко размышляю о подобных абстрактных вещах, но именно таким я вижу себя со стороны.
Скоро мы переступим порог школы и будем заниматься каждый своим делом. Жизнь удалась. А Теодор и Фрэнк навсегда останутся частью этой жизни. Они никуда не денутся. Наш маленький клуб по интересам слишком прост и обычен, чтобы распасться оттого, что мы не будем видеться каждый день. Как-никак, мы подружились еще на первом курсе.
Это довольно забавно. И, наверное, порядком удивит всех будущих историков, которые станут паразитировать на описании событий войны и участия Хогвартса в ней. Что не дело, конечно, - понятие «школа» и понятие «война» слишком далеки друг от друга.
Но в том-то и характерная особенность этой войны, что главным врагом Того-Кого-Нельзя-Называть был директор Хогвартса, школьный учитель, профессор Дамблдор. Хотя все же не такая уж характерная. Он ведь и ход прошлой войны преломил, когда сразил Гриндевальда. В общем, Хогвартс был в центре внимания. И будь я на месте Того-Кого-Нельзя-Называть, меня бы тоже выводило из равновесия, что мой главный враг окопался в самом защищенном месте Англии, в моей бывшей школе, где беспрепятственно манипулирует юными умами, которые в дальнейшем теоретически должны стать никем иным, как моими верными подданными. При том, что сейчас, во время войны, обострилось дурацкое соперничество между Гриффиндором и Слизерином. Может быть, оно искусственно подогревается, не знаю, но видеть мини-версию войны Светлых против Темных, войны, поводы для которой куда мельче (не хуже, не лживее, а просто мельче), иногда тошно. Хотя, может быть, я не прав. Я сам учусь на Хаффлпаффе, на факультете, традиционно не принимаемом в расчет, потому мне легко говорить. У нас Теодор учится на Слизерине, вот он гриффиндорцев за людей не считает, так сам и твердит. Ржет над собой. Фрэнк – гриффиндорец, и ему, если честно, все равно, сколько на самом деле темных волшебников выпустил Слизерин, сколько их примкнуло к Тому-Кого-Нельзя-Называть, а уж тем более все равно, за кого там не считает его Теодор. Вот потому наша дружба забавна. Она претит лучшим школьным традициям.
Война нас не касалась, но все равно мы прониклись, конечно. Все же принадлежали своему времени, и мне вот, например, было не безразлично, что, задыхаясь от восторга, скажут историки о войне. Я бы хотел... может быть, они упомянут моего отца, мистера Бартемиуса Крауча, говоря о его жестоких, но необходимых методах ведения войн. Может быть, они вспомнят и провозгласят это благом, и на страницах «Истории магии» навсегда останется краткий, но емкий рассказ о вкладе моего отца в приближение победы. Ученики будущего в это поверят.
А может быть, историки вспомнят имена тех, кто нашел средство, уничтожающее Черную метку.
Метка – едва ли не пустяк в масштабах войны. Тот-Кого-Нельзя-Называть клеймил ближайших слуг, так называемый первый круг, чтобы те могли в случае необходимости призвать его. Клеймо и называлось Черной меткой. Говорят, что связь двусторонняя: Тот-Кого-Нельзя-Вызывать мог заставить любого, носящую Черную метку призвать остальных.
Когда нам объяснили это на одном из уроков Защиты от Темных Искусств, заметив, что избавиться от Черной Метки нельзя, мы трое как-то разом подумали... наверное, все поймали себя на мысли, что вот оно. Вызов. Что можно попробовать найти средство, которое бы выжигало Черную метку и уничтожало связь между темными волшебниками. Было бы здорово. Это почти геройство.
Мы уже могли сварить любое зелье, какое существует в мире, любое, самое сложное. Невероятно круто, если мы сможем сварить такое зелье, о котором еще не слышали, которое станет оружием в этой войне. Интересно же попробовать.
Мы и пробовали. Полгода долбились над загадкой, как именно работает Темная Метка. Фрэнк перелопатил кучу литературы, пока не вывел стройную теорию, что магия Метки – это ни что иное, как модернизированные Протеевы чары. Связь работает на одном и том же принципе: есть ведущий и есть ведомые, элементы, магически настроенные друг на друга. Ведущий для остальных является чем-то вроде закрепителя, удерживающего их от распада. Пока не убран ведущий, нельзя вывести из строя другие элементы, что находятся с ней в связке. Я упрощенно объясняю, на деле все намного изощренее, даже Протеевы чары, работающие лишь на неодушевленных предметах, доступны только искусному волшебнику, что уж говорить о Черной метке. Для Протеевых чар ведущим может стать любой объект, который предварительно необходимо укрепить волшебством: ведущий подвергается чудовищным нагрузкам. Собственно, по этой причине Протеевы чары не распространяются на живые существа, потому что ни одно из них не способно эту нагрузку выдержать. Но, похоже, Тому-Кого-Нельзя-Называть удалось обойти данный запрет и сделать себя ведущим. При работе Протеевых чар изменение любого ведомого элемента приводит к воздействию на остальные при наличии ведущего, то же самое происходит при действии магии Черной метки. Мне кажется, это лучший индикатор на будущее: если Того-Кого-Нельзя-Называть уничтожат, убедиться в том, что он на самом деле мертв, можно по поведению Черной метки на клейменных им слугах.
Мы долго не могли понять, как именно Тот-Кого-Нельзя-Называть модернизировал Протеевы чары, пока кто-то – кажется, Теодор, – предположил, что магия Черной метки основана на крови. Мы с Фрэнком уставились на него широко раскрытыми глазами... ну никто поверить не мог, что это так, ведь связывание кровью – грубый, примитивный метод, не имеющий, казалось бы, ничего общего с тонким магическим искусством, которым славится Тот-Кого-Нельзя-Называть. Но, подумав, мы решили, что Теодор гений. Кровь – это из древних сказаний, кровь – это мощнейшая магия, о которой все забыли, так она проста и несовершенна, но ведь мощи ее это нисколько не умаляет. Тот-Кого-Нельзя-Называть вспомнил о ней и смог воспользоваться древним волшебством. Он клеймил своих слуг, завязывая их на себя с помощью крови.
Конечно, кровь должна отвечать определенным требованиям. Я бы на месте Того-Кого-Нельзя-Называть сразу решил для себя этот вопрос, потому что насколько кровь может стать сильной связующей, настолько и ненадежной. Кровь – вещь универсальная. Тот-Кого-Нельзя-Называть снова не стал мудрить, он просто выбрал ведомой кровь чистокровных волшебников с одной группой крови. Мы думали, что такой же, как у него. Вот эти люди, чистокровные волшебники с одинаковой с ним группой крови, могли стать его первым кругом, теми слугами, которым он оказал особое внимание и которых клеймил Черной меткой. Фрэнк немного волновался, что одна мелочь не вписывалась в его теорию. Мелочь о несомненной чистокровности Того-Кого-Нельзя-Называть. Он чистокровен и связан с такими же чистокровными, что не есть абсолютно надежно, ведь когда-нибудь может отыскаться чистокровный волшебник с такой же группой крови, как у Того-Кого-Нельзя-Называть, и бросить ему вызов. Если бы имелось больше условий, к примеру, Тот-Кого-Нельзя-Называть был бы полукровкой, и в его жилах текла смесь с определенным соотношением магической и маггловской крови... но это невозможно, так что гадать тут нечего. Тот-Кого-Нельзя-Называть использовал Протеевы чары и магию крови для создания Черной метки – для нас этого открытия было достаточно, чтобы сделать свое решении о создании зелья, ее разрушающего, главным на ближайшие несколько лет. Для нас, обычных семикурсников, сам факт, что мы хоть немного, но разгадали один из методов Тот-Кого-Нельзя-Называть, одно из его чар, казался чем-то совершенно необыкновенным, вдохновляющим. Прекрасным. Мы ведь почти боролись с ним. Не явно и не понимая этого, но боролись. Это было безопасно и вместе с тем интригующе.
Теперь нам оставалось выяснить, как именно Тот-Кого-Нельзя-Называть защитил себя и остальных от разрушающего действия Протеевых чар. Живое существо невозможно укрепить наподобие предмета, ведь оно, в отличие от последнего, нестабильно. Живое существо изменяется. Фрэнка это просто выводило из себя, потому что разгадки отыскать все не удавалось.

Приближались зимние каникулы, а мы не сдвинулись с места, так и решали вопрос с укреплением, и уже начинало казаться... ну, мы сами себе начинали казаться самонадеянными глупцами, которые возомнили бог весть что. Однако, в конце концов, это не было делом жизни и смерти, не получилось у нас – ну и ладно. Я, по крайней мере, так к этому относился. Фрэнк – тот злился по-настоящему, но Фрэнк у нас упертый. Теодор тоже близко к сердцу принял нашу неудачу, от отчаяния даже стал просиживать в библиотеки целые вечера, чего за ним отродясь не водилось. Наш Теодор – «летун», мыслит озарениями, ему никакая зубрежка не поможет, все равно не освоит. Если сразу не поймет – дальше бесполезно объяснять. Но сейчас он решил сам себя сломать, пойти в библиотеку и методично искать информацию. Такое геройство ни к чему, я сто раз ему говорил.
Потом мы все разъехались на каникулы, и, честно говоря, я, попав домой, обо всем уже забыл. Дома меня ждало пышное торжество. Мама всегда украшала дом так, словно целая делегация рождественских ангелов должна была сделать его своей резиденцией и именно в нем принимать особо важных гостей. Я очень любил свой дом. В это время он становился сказочнее пряничного замка. Две старые ели у ворот покрывались густым-густым снегом, невесомым, как сахарная вата – возможно, это и был сахар, который Винки наколдовывала из года в год. Гордые ели на Рождество становились моей сладкой мечтой. Во всех окнах горел свет – на подоконник каждого мама ставила банку с волшебным огнем. Мне кажется, если бы ангелы действительно искали себе прибежище на Рождество, они бы не могли пройти мимо нашего дома. Просто не могли. Отец оставлял за собой камин: камин был его гордостью, он тщательно следил за его убранством. И что это было за убранство! Прямые нити из фольги, свисающие над порталом. Все просто. Но мне нравилось. Мама и отец ни в чем не проявляли противоположность сильнее, чем в манере украшения дома к Рождеству. Не знаю почему, но тогда мне это казалось трогательным.
Я сидел, чисто умытый и причесанный на безукоризненно прямой пробор, каким нравилось видеть меня отцу, и спрашивал его совета. Отец часто давал мне советы, даже не советы – прямые рекомендации, без права на сомнение, но я спокойно относился к этому. Для своих родителей я был практически идеальным ребенком – что-что, а подростковый бунт меня не коснулся. Зачем? Отец был моим кумиром, я уважал его право контролировать меня во всем.
- Тот-Кого-Нельзя-Называть не ставит для себя никаких ограничений, действует, не опасаясь последствий. Отчего он так уверен, что его магия не выйдет ему боком?
Ход моих мыслей позабавил отца.
- Темному Лорду приходится идти на риск, потому что бунтовщики заранее находятся в менее выгодном положении. Чтобы чего-то достичь, ему необходимо мобилизовать все ресурсы, использовать любую возможность. С последствиями можно разобраться потом.
- Поэтому, отец, ты ввел Непростительные заклинания. Потому что согласен с Тем-Кого-Нельзя-Называть – цель оправдывает средства.
- В малом я с ним согласен, - сказал отец. – Цель не оправдывает средства, Барти, Темный Лорд в этом когда-нибудь убедится. Но раз он, как ты правильно заметил, не ставит для себя никаких ограничений, мы должны ему соответствовать, противопоставить ему равноценное зло – лишь для защиты, для борьбы.
- Защита и борьба не есть одно и то же.
- Иногда это так. Но чаще всего, чтобы спасти себя и дорогих людей, необходимо сражаться. И сражаться так жестко, насколько это вообще возможно. Я не хочу брать пленных в этой войне и разбираться, кто из захваченных мною Пожирателей действует по своей воле, а кто нет. Я предпочитаю эффективность, а эффективнее действовать по законам военного времени.
Я не сомневался в силе отца, не сомневался в его правоте, мне самому хотелось стать таким же цельным, как он, видеть жизнь такой, какая она есть, и идти по ней прямо, не сворачивая, не колеблясь. Просто мне пока трудно было так просто решать вопросы жизни и смерти, как делал это он.
Вокруг чистое рождественское утро.
Отец отложил книгу, от которой не отрывал взгляда, пока я сидел рядом с ним.
- Я хочу, чтобы ты был лучшим, - он смотрел на меня внимательно и серьезно. – Ты лучший, Барти, ты достигнешь многого. Такие нелегкие времена рождают сильных людей, они либо приводят хаос к стабильности, либо окончательно подвергают время в бездну. Я горжусь тем, что ты мой сын, что ты силен и что приведешь хаос к стабильности.
Он никогда не говорил мне такого. Никогда не говорил и не скажет больше, я знал. Отец скуп на проявления чувств, да и теперь в этом было больше не чувства, а расчета, твердого как скала, как он сам. Но именно сейчас, когда я сомневался, он сказал это, именно сейчас дал понять, сколько я значу для него. И в это рождественское утро я впервые осознал свой выбор. Он был сделан мною давно, просто я не видел его. Ведь мы, наш клуб по интересам, я, Фрэнк Лонгботтом и Теодор Нотт, практически боролись с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Мы стремились разрушить его колдовство – что это, если не борьба? И, наверное, так рьяно взялись за дело не потому, что нам, балбесам, это просто было интересно, а потому, что подсознательно старались себя обезопасить. Чтобы никогда не позволить заклеймить себя и не перейти на другую сторону. Так я это понял.
Ну а позже пришло решение задачи. И опять я восхитился гениальностью Того-Кого-Нельзя-Называть – несомненно, только очень изощренный мозг может мыслить настолько примитивно. Может быть, все его трюки объяснялись так просто? Может быть, никто и подумать не мог, что все окажется столь элементарным, поэтому Тот-Кого-Нельзя-Называть действует так успешно? Нагло и просто.
Он усилил себя как ведущего, воспользовавшись той же кровью. Кровь – наиболее мощное колдовское средство. И наиболее защищенное. Если завязать себя кровью, то Протеевы чары не смогут пробиться через эту грубую защиту, именно по причине ее примитивности. Это то же самое, что наколдовать дождь в песчаную бурю: у капель воды не будет никакого шанса. Тот-Кого-Нельзя-Называть, равно как и Пожиратели смерти, которых он наделил Черной меткой, в безопасности, пока его кровь, кровь чистокровного волшебника с определенной группой, является ведущим элементом Протеевых чар.
В тот же день ближайшим вечерним поездом я отправился к Фрэнку. Они жили в Норфолке, в заурядной маггловской деревне Стиффки. Число жителей едва достигало трехсот человек, и ни один из этих трехсот не сомневался, что в строгом мрачном доме с башней живет самая настоящая ведьма. Башня и правда возвышалась знатная – узкая, угловатая, неправдоподобности в ней было хоть отбавляй, и кривые часы у самого шпиля, протяжным шорохом ежедневно знаменующие полдень, ставили жирную точку в общей картине жуткости. Мама Фрэнка, Августа Лонгботтом, обожала подобные имитации под «старую добрую Мэри Шелли» и была ярой поклонницей колдовских традиций. Одна из них касалась ветхих, практически антикварных поездов. Связь тут была темная и запутанная, потому я решил принять все как есть и ездить в деревню на одном из них.
Фрэнк моментально ухватил суть, когда я сбивчиво рассказал ему о роли крови в усилении ведущего элемента. Настало время экспериментов, так торжественно заявил мне он, и мы вызвали Теодора – можно сказать, спасли его от перспективы погребения под книгами в фамильной библиотеке Ноттов.
Два дня мы пытались организовать подобие лаборатории в доме властной Августы. Рассказывать тут особо нечего, итог был суровый – мы решили больше не испытывать ее терпение и отправиться ко мне домой, где у меня была полная свобода действий, где мама ни во что не вмешивалась, не загоняла в угол терапевтическими репликами вроде «А зачем вам знакомые колдомедики? Фрэнк, у нас, конечно, полно таких вот знакомых колдомедиков, но не лучше ли звать их на чай по отдельности и без хирургических инструментов, а не скопом и с полным арсеналом? Ах, это образцы... Но почему во льду? Да, я понимаю, что для сохранности, но в мое время колдомедики пользовались простыми чарами. Нет, не «Господи ты боже мой», молодой человек, а живо мыть руки и обедать». Свобода. И Винки помогала, добросовестно и, что важно, молча. Отца наши занятия не волновали.
Мы экспериментировали с зимы. Мой дом, вернее, закрытые комнаты на нижних этажах, на уик-энды отдавались в полное наше распоряжение. Отец был уверен, что мы готовимся к сдаче экзаменов, а детали его никогда не волновали. Фрэнк, Теодор и я бились над одной задачей, и вот-вот должны были прийти к ее решению. Последней из нерешенных задач, самой сложной и определяющей, оставался состав зелья. Нам нужно было выяснить его. Это первый и важный момент – путем проб и ошибок написать формулу зелья, которое никогда не существовало на свете, выстроить его скелет, дать ему форму и объем, сделать его реальным. Живым. Мы чувствовали себя чародеями на заре эпохи. Фрэнк очень переживал. Ему нестерпимо хотелось осуществить задуманное – не знаю, как он понимал все это в плане войны, но зелье, уничтожающее Черную Метку, стало для него отправной точкой всех его желаний. Наверное, он не был честолюбивым. То есть, до того, как мы вообще взялись за все это, взялись за зелье.
Фрэнк и предложил его название. Мы согласились назвать наше снадобье Стирающим Тень. Помпезно и грозно. Один Фрэнк понимал до конца смысл этого названия.

Сейчас у нас в запасе оставалось еще две недели – эти две недели Фрэнк будет настаивать окшенцию, строить графики созревания зелья - о человеке, который любое действие может обернуть в план или график, многое можно сказать - Теодор возьмется за расчеты, а что до меня... мне заняться откровенно нечем. В нашем клубе по интересам я был скорее связующим звеном, идейным вдохновителем. Монотонная работа не для меня. Теодор хотя бы без ума от перспективы расчетов, ему только и нужно, что представить вместо унций и антител галеоны и сикли.
Я мог бы сосредоточить свои усилия на одном пустячном дельце. Я мог бы в который раз заняться маскировкой своей, так сказать, одержимости зельями. Выставить все в безобидном свете, допустим, чтобы отец оставался в неведении относительно моих планов и был уверен в том, что я готовлюсь к экзаменам. А если еще удастся преподнести опыты по созданию зелья как решающий вклад в общий котел моей успеваемости, будет совсем замечательно.
О том, чтобы просветить отца, над чем мы трудимся, и речи не было. Он не знал ничего о нашем клубе, о том, что я уже на втором курсе сварил сложнейшее Оборотное зелье, что на четвертом вовсю пользовался Феликс Фелициусом, а на пятом – помогал с коварным любовным Фрэнку и его Алисе. О зелье, уничтожающем Черную Метку... если я достигну результата, он станет первым, кто узнает. Когда у меня будут доказательства, когда я смогу поделиться триумфом, когда отец сможет в открытую говорить окружающим, что гордится мною.
Это неважно.
Две недели простоя нужно использовать с умом. Пока Фрэнк слишком занят, чтобы реагировать на изменение настроения своей подружки, я могу попробовать... нет, не понравиться – Алисе Бурке я не нравлюсь. Я могу попробовать научить ее уважать меня, а не делать большие глаза при виде мелкого друга-напарника своего парня. Не знаю, почему это было важно для меня. Алиса ничего особенного из себя не представляла – а ведь к ней крайне серьезно относился мой лучший друг, Фрэнк Лонгботтом. Я думал, что это навечно, ну, мы трое, потому серьезное отношение Фрэнка к кому-то требовало минимум симпатии этого кого-то ко мне и Теодору. Иначе и быть не могло. А так Алиса мне тоже не нравилась. У нее была неприятная манера переспрашивать, широко улыбаясь, когда я пускался в объяснения.
Я решил вытащить ее в перерыве между парами к озеру – хотя и знал, что любая причина, которых я придумал уже десяток, покажется не достаточно веской для того, чтобы пойти со мной. Но я рассчитывал на то, что Алиса не станет допытываться до причин. Стояла середина мая, все и так проводили больше времени на улице, нежели в душных помещениях Хогвартса.
Алиса лениво ответила: «Почему бы и нет?»
Мне взбрело в голову поговорить с ней по душам. Не знаю, почему я такой дурак. Может быть, потому что она снова широко улыбалась, слушая мой пространный рассказ о дружбе нашего клуба по интересам и о конкретном вкладе некоего Барти Крауча младшего в его становление.
- Вы с Фрэнком... как у вас с Фрэнком? – спросил я, перебив самого себя.
- Хорошо, - она удивленно посмотрела на меня. – Нельзя сказать, что мы созданы друг для друга, но для совместных поеданий пиццы Фрэнк мне подходит.
- То есть, - начал я, осторожно подбирая слова, - все решено? Вы поженитесь?
- Он чертовски ловко умеет приманивать пиццу из маггловских пиццерий. Абсолютный чемпион. По-моему, наш брак касается только нас двоих.
- Да-да, - торопливо сказал я. – Просто довольно рано, не находишь? Конечно, сейчас многие женятся сразу после школы, война все-таки, вот взять хотя бы Поттеров или Смитов. Да, я думаю, последние лет десять, пока Сама-Знаешь-Кто набирал силу, число ранних браков... ну скажем, если бы этим числом можно было набить воздушный шар, мы бы получили дирижабль размером с Лондон, «Граф Цепеллин» лопнул бы от зависти.
Мой голос постепенно стих. Не просто нести чушь, чтобы выставить себя в более выгодном свете, сталкиваясь с таким агрессивным вниманием, с которым она слушала меня.
Неожиданно Алиса улыбнулась.
- Барти, война не может изменить уже принятых решений. Ты когда-нибудь видел подобное? Если люди всерьез собрались рожать детей, жениться, поселится в травяном домике в каком-нибудь заброшенном саду, ничто их не остановит. Я решила выйти за Фрэнка, и война не имеет к этому решению никакого отношения.
Все ясно. Алиса, стало быть, фаталистка. То, что нужно нашей теплой компании.
- Другое дело, ваша теплая компания, - продолжила она, заглядывая мне в глаза. – Конечно, после того, как мы с Фрэнком поженимся, клуб по интересам и всяческие зелья придется забыть. У Фрэнка должно быть будущее, он сильный человек и способен найти себе занятие по нраву и возможностям.
Забавно, отец выразился почти так же. Сильный. Поступок по возможностям. Люди верят в нас, строя вокруг стены из игральных карт. Все эти короли и валеты признаются лучшими защитниками, нравится вам это или нет, есть ли у вас на это особое мнение или нет. И поступать вы должны так, как велит вам ваше, несомненно, правильное окружение. А дальше уже как масть ляжет.
Я снова пожалел, что я младше ее. Что младше Теодора и Фрэнка, которые в этом году получат все свои «Превосходно» за ТРИТОН, и уйдут во взрослую жизнь, оставив на прощание широко отрытой дверь с надписью «Свобода! Становись в очередь». А я всего лишь сдаю СОВ. Да, я заканчиваю пятый курс. Мне нравилось думать, что я старше и что вместе с Фрэнком и Теодором покину Хогвартс. Я точно знал - ух ты, мы как были вместе, так и будем, жизнь как была устроенной, так и будет, и все карточные герои расставлены по своим местам давным-давно. Я видел себя фолиантологом. Теодор собирался превращать свинец в золото для гоблинов, Фрэнк паковал вещи, чтобы отправиться в Южную Америку.
Это было решено, а Алиса сказала: решения не меняются. Только все ложь. Мое решение, наше решение уже перестало существовать.
И все же Алиса не знала о зелье. Зелье еще осталось решенным фактом, я ведь понимал. И Теодор с Фрэнком должны подождать два года, пока я не закончу Хогвартс – дай Бог, чтобы Алиса не ошиблась хотя бы в том, что война не изменит нас.
- Ты права, у Фрэнка будет великое будущее. Ты даже представить себе не можешь, в чем именно он добьется успеха, - я остановился, предвкушая тот миг, когда Алиса изменится в лице, когда узнает, какое чудо мы совершили. Узнает, каким ударом для Того-Кого-Нельзя-Называть станет наше чудо.
- Ну почему же, представляю. Фрэнк хочет стать аврором, он мне сам сказал.
В лице изменился я. Вернее, я его практически потерял, чувствуя, как деревенеют мышцы, а губы сами собой складываются в глупую улыбку.
- Что?
- Я тоже хочу пойти учиться в Школу аврората, - пожала плечами Алиса. Ей удавалось говорить все это, так небрежно роняя слова, словно то, что происходит со мной, было ею не замечено. Но я-то знал, что она замечает. Она вообще видит меня насквозь. – Бушует война, и мы не должны отсиживаться в стороне. Все, что важно для нас, под угрозой, Волдеморт с каждым днем сильнее. Пришло время стать под знамя.
Вот как она выразилась. «Стать под знамя». Я закрыл глаза.
- Хорошо, ты хочешь сломать свою жизнь и жизнь Фрэнка, чтобы честно, храбро стать под знамя, выучиться на авроров и с громкими криками «Ахой!» биться с Пожирателями. Все это просто и красиво, это то, чего ждут люди, которые всю жизнь занимались превращением лягушек в конфеты, чисткой котлов и воспитанием домовых эльфов. Они не могут отличить маггловские платья от штанов, но данный факт не мешает им бороться за права магглов и считать себя Хорошими Людьми. Они не виноваты, просто время такое. Жизнь такая. И вот ты, Алиса, смотришь на меня, произносишь ровным голосом имя Того-Кого-Нельзя-Называть, мило улыбаешься и сообщаешь, что вы с Фрэнком вступаете в войну. Что я должен сказать? Что кроме тебя у Фрэнка есть своя жизнь, в которой войне нет места? Что мы не собирались сражаться? Что есть решения получше, чем вставать под знамя?
- Нельзя так просто игнорировать то, что происходит. Война неизбежна, она не выбирает, кого затронуть, а кого нет. Перед всеми стоит выбор, Барти, война ставит перед выбором, и от этого не отвертеться. Открой глаза, - Алиса требовательно потянула меня за рукав. - Ты разве не замечаешь? Не видишь, что прежней жизни уже нет, что Волдеморт методично отламывает от нее кусок за куском? Нет будущего, которого мы все для себя представляли, уже нет. Мы не останемся в стороне, и ты, Барти, тоже. Рано или поздно ты поймешь, что выбор сделан.
- Я уже понял, - буркнул я.
- Вот и отлично. Я уверена, твой выбор верный, - она подбадривающе кивнула. – Через два года ты закончишь Хогвартс, и мы с Фрэнком будем рады видеть тебя в своих рядах. Ты всегда останешься его другом, и моим тоже. Фрэнк говорит, что ты сильный, он уверен в тебе, он знает, что ты не будешь прозябать в стороне. Твой отец столько сделал, чтобы сразить Волдеморта, что я не удивлена, - Алиса, потрепав меня по голове, засмеялась, и я вторил ей.
Я только что узнал, что мой друг стер мое будущее, решив за меня, как мне жить.
Она ушла на урок, я побрел в лабораторию. Фрэнка и Теодора не было, у них куча дополнительных занятий после обеда, потому я мог спокойно посидеть один. Наше зелье, вернее, сырцы с присвоенными номерами, темнели на лабораторном столе – я придвинул к нему стул и сел, положив подбородок на сложенные руки. Мое отражение дробилось в тусклом стекле пробирок, и везде оно было разным – я не мог узнать свое лицо или даже сказать, что знаю того парня, что смотрит на меня ровненько из семи образцов зелья. Чего я ждал? Что полажу с девушкой друга, попробовав общаться с ней, пока он занят расчетами. А может, что Алиса будет восхищена, когда я раскрою нашу маленькую тайну о зелье, уничтожающем Черную Метку. В Алисе не было ничего особенного, я ведь говорил. Однако все, что я задумал, она вывернула наизнанку, смяла, как ненужный пакет от сока, и вышвырнула вон. Чтобы такое проделать, нужно иметь особый талант. Две недели внезапно показались мне ужасно долгим сроком. Теперь я понимал, что хорошее отношение ко мне Алисы перестало быть приятным... приятной... пусть будет – приятной мелочью, нет, с сегодняшнего момента это стало моим приоритетом. Мне нужно сохранить наш клуб по интересам, не позволить Фрэнку увлечь себя. Если он и правда считает, что пора воевать – ладно, наше зелье будет козырем в этой войне. Сделаем все по-умному. Мы останемся вместе – я, Теодор, Фрэнк, возьмемся немного помогать, так, чтобы нельзя было назвать это помощью. Мы постепенно будем выводить из строя пособников Того-Кого-Нельзя-Называть, выдергивая из его первого круга все больше людей – это реальное дело, толковое. Я понимал Алису, конечно, понимал. Она хорошая девушка, честная, храбрая – только глупая. Если вставать под знамя с шумом и помпой, можно принести пользу, сражаясь – а можно и нет. Бывает, что люди гибнут в первом же бою. И никто их потом даже не вспоминает, разве что в качестве строчки на мемориальной доске.
Мне только не нравилось, что Фрэнк ничего нам не сказал. Какие у него планы насчет зелья? Неужели он хочет сражаться в открытую, имея такое мощное тайное оружие? Ведь чего проще подмешать зелье нужным волшебникам и оставить таким образом Того-Кого-Нельзя-Называть без слуг. Выиграть без крови.
Алиса была не права, сто раз не права. Война меняет решения, она уже подменила наши жизни, подмяла их под себя. Роскошные картины наших уютных планов стали меркнуть, превращаясь в дешевые угольные наброски. Я всерьез думал, как помешать Фрэнку принять участие в войне, надо же.

Через тринадцать дней Теодор решил, что сыворотка окшенции созрела. Это значило, что все расчеты откладываются до лучших времен и что пора снова приступать к практике и попытаться получить наше зелье. Я изредка задавался вопросом, как мы сможем проверить, работает ли оно, с минимальным риском для собственных жизней, но, похоже, Фрэнк уже все продумал. По крайней мере, вид у него был беззаботный.
А потом... Образец под номером семь оказался нашим зельем. Да.
- Смотри, противоядие идеально совпадает по характеристикам антипода с зельем! – восхищался Теодор. – Фрэнк, ты только смотри! Оно точно наше, точно. Мы сделали это.
- Я до сих пор не уверен насчет доминанты А, дружище, - задумчиво говорил Фрэнк. – И нужно сначала сделать выборку опытов, чтобы быть до конца уверенным в стабильности результата. Но, думаю, ты прав. Мы смогли. Зелье, уничтожающее Черную Метку, отныне существует.
- Да потом проверишь ты свою доминанту, а я тебе помогу. Хотя это уже больше для подстраховки. Завтра повторим опыт, сварим целый котел зелья, - в глазах Теодора ясно отражались его невысказанные мысли. Впрочем, скоро он их озвучит. Целый котел зелья.
- Мы молодцы, - я счастливо улыбался. – Как мы проверим, что оно работает?
- По расчетам оно должно работать, - отозвался Фрэнк, заботливо протирая пробирку с зельем полой мантии. – Но, конечно, надо убедиться на практике. Вот ты и убедишься.
- А?
- Барти, твой отец – начальник Департамента магического правопорядка. Кто же проверит, как не ты? У нас нет знакомых Пожирателей.
- Честно говоря, я бы не был так уверен, - ухмыльнулся Теодор.
- Ладно, мы все знаем, что ты крутой парень, - отмахнулся Фрэнк. – Что скажешь, Барти? Твой отец сможет это сделать для нас?
- Я не хочу говорить отцу. Пока не время.
Они удивленно уставились на меня.
- Чему не время? Твой отец ведь возглавляет Министерство в борьбе с Волдемортом.
Я поморщился. Фрэнк нахватался кое-каких привычек у Алисы.
- Не произноси его имени вслух. Я не пойду к отцу, пока у меня на руках не будет реальных доказательств успеха. Мы всего лишь сварили образец. Крохотную пробирку, в которой едва уместится унция зелья. Мы не знаем, работает ли оно, не знаем, сколько длиться эффект от его применения, какая доза необходима для этого эффекта. Мы не знаем, будет ли действовать антидот. Отцу нужна эффективность, мы ее пока представить не можем.
- Но мистера Крауча заинтересует сам факт, не так ли? – Фрэнк обескураживающе развел руками, словно не понимал, какая здесь может быть проблема. Не знаю, может, и правда не понимал. – Неужели ему будет все равно, что кто-то убежден в создании зелья, способного преломить ход войны?
Преломить ход войны. Я вздохнул. Пять минут назад я был абсолютно счастлив, ведь мы достигли того, к чему столь упорно шли. Теперь же, как это часто бывает, ничего кроме усталости не осталось.
- Фрэнк, поясни. Ты хочешь сказать, что Пожиратели – это всего лишь марионетки, или, скажем, несчастные жертвы обстоятельств, и рядом с Тем-Кого-Нельзя-Называть их удерживает лишь Черная Метка? Так вот – отец не придерживается подобной точки зрения. Он точно знает, что Пожиратели – это чистое зло, что они выбрали сторону зла и что их надо уничтожать, как саранчу в засуху. Он поверит в зелье, если оно принесет реальную пользу – в данном случае, разорвет связь слуг с хозяином и друг с другом, оставит их дезорганизованными, чтобы помочь уничтожить их по одному. Вот и вся цель, простая и эффективная, и, заметь, о благородстве тут речи не идет. Потому ждать, что зелье станет решающим средством в этой войне, преломит ход – это неправильно, Фрэнк, это не так, как будет. На самом деле зелье будет подлым орудием убийства, и ничего такого в этом нет. Я думал, ты понимаешь.
Они молча уставились на меня. Мои старшие, мои невинные друзья.
- А я думал, мы занимаемся чем-то хорошим, - медленно сказал Фрэнк. – И я продолжаю так думать. Надо убедиться, что зелье работает, Барти. Ты поможешь нам?
Теодор, смущенно откашлявшись, почесал нос. Настало время его реплики, и мне надо было убедиться, что он скажет правду. А может, не надо. Я ведь знал, как все происходит на самом деле. Просто никогда не переходил грань между ложью и правдой и всегда оставался там, где ложь.
- Вот что, ребята... Вдруг мы рано суетимся? Давайте сварим для начала котел, а? Барти прав, что нам даст одна малюсенькая пробирка? А если мы сварим целый котел, мы сможем потом немного подзаработать. Конечно, после того, как опробуем его действие, я ничего не говорю... - Теодор простецки улыбнулся.
Он как всегда обманул ожидания. Он озвучил свою истину. То, чего ждал от зелья Теодор. Зелье, уничтожающее Черную Метку – в войну это золотая жила.
Фрэнк ничего не ответил. Он смотрел на меня.
Я спросил:
- Почему ты не сказал, что хочешь поддаться в авроры?
- Потому что никто из вас не хочет, - ровно сказал он.
- Эй, Фрэнк, ты правда собрался? Ничего себе! – присвистнул Теодор. Он начинал действовать мне на нервы. – А с чего вдруг?
- Пора делать что-то стоящее, Теодор, - Фрэнк мягко улыбнулся, по-прежнему не сводя с меня взгляда. – Мы должны принести пользу.
- Зелье принесет пользу, - возразил я. - Тебе не обязательно идти воевать.
- Это круто, - вынес вердикт Теодор. – После школы... ну, наверное, я подумаю, чтобы тоже пойти. Ты же без меня не справишься, да, Фрэнк? – он хохотнул. – Хотя у тебя будет Алиса, великий боец. Ладно, не смотри на меня так, я шучу. Еще не знаю, может быть, Эльза тоже заявит, что никуда меня не отпустит, со мной в Школу авроров пойдет, глядишь, и побьет кучу Пожирателей. Родители ее потом с меня шкуру спустят, они же из этих, сочувствующих, - и он небрежно добавил: - Мы с Эльзой поженимся скоро, я говорил?
У меня пересохло в горле. Теодор тоже?
- Ты хотел работать на гоблинов, - с ненавистью сказал я. – А ты, Фрэнк, хотел поехать в Южную Америку. Мы собирались сварить это чертово зелье, чтобы прославиться. И обо мне бы стали говорить отдельно от моего отца, и он бы гордился, что это так.
Моя истина. Я уже приблизился к грани между иллюзиями и реальностью, чтобы стереть ее. Но Фрэнк бы не позволил мне сделать это. Он всегда все понимал.
- Мы молодцы. Мы сотворили чудо, создали зелье. Мы устали, - три раза «Мы». Фрэнк волновался. - Нам надо отдохнуть и о многом подумать. Пусть зелье пока остается без применения. Я доделаю расчеты доминанты А, Теодор проверит выборку. И все. Нам нужно готовиться к экзаменам. Давайте пока забудем о зелье до экзаменов.
Я повернулся и вышел из лаборатории.

Наш клуб по интересам больше не занимался никакими зельями. Каждый из нас делал вид, что забыл и с усердием готовился к экзаменам. Мы сдали, а потом разъехались по домам – я настоял, чтобы тот крохотный образец, что мы сварили, оставили мне. В конце концов у меня единственного была лаборатория. Теодор забрал все расчеты, Фрэнк – противоядие. Все получилось честно.
Мы ждали, каждый из нас ждал. Скоро кто-нибудь не выдержит и снова поднимет вопрос о зелье, и нам придется решать говорить ли о нем моему отцу. Вернее, мне решать. Ведь это то, что было главным. Фрэнк понимал, Теодор, наверное, тоже понимал, а мне было не до понимания – я искал опору, что-то, что снова будет держать мой мир на веревочке; на этой веревочке стану вращаться я.
Фрэнк и Алиса собирались пожениться уже в июле. У Алисы убили брата, который должен был быть шафером, так что роль шафера теперь досталась мне. Трудно заменять кого-то любимого и мертвого. Думаю, я справлюсь.
Весь июнь светило яркое солнце.
В день торжества я стоял в своей комнате перед зеркалом и смотрел, как Винки хлопочет вокруг меня, в последний раз разглаживая складки на моей мантии и стряхивая невидимые пылинки. Винки была счастлива, в отличие от того типа, что отражался в зеркале. У меня голубые глаза, которые в данный момент были пусты. Надо запомнить, чтобы на свадьбе смотреть так же пусто и никого не расстраивать.
Когда Винки закончила, я подошел к окну. Отец вернулся с работы пораньше, чтобы быть на торжестве, он только что аппарировал из Министерства и шагал по гравийной дорожке к дому.
Он поднял взгляд на окно.
Странно, как мы чувствуем друг друга. Я всегда знаю, когда он рядом, а он знает, что я знаю. Отец кивнул мне, не замедляя шаг, и я... мне зачем-то нужно было именно в этот момент дать определение тому ощущению, что я испытывал, глядя на него. Признаться себе в этом ощущении, узнать правду. Я чувствовал тоску. Когда я смотрел на отца, я тосковал. Может быть о том, что он всегда за моей спиной. Возвышается тенью. Не моей – своей тенью. И я всю жизнь подгоняю свое тело и разум под его тень, чтобы они совпали, чтобы все было правильно. О чем я тосковал, глядя на него? Может быть, о себе.
Я не видел друзей весь июнь, я, наверное, скучал по ним. Потому я первый заметил, что Теодора среди приглашенных нет.
Свадьбу устроили на большой поляне в местном лесу, который на тот день оградили всевозможными чарами, защищаясь как от магглов, так и от Пожирателей, если те надумают посетить торжество. Повсюду были раскинуты шатры, золотистые от света фонарей, развешанных внутри каждого, а в центре поляны возвышалась арка, свитая из каких-то цветов, прекрасных, но безудержно пахучих, так что очень скоро у меня разболелась голова. Под аркой Фрэнк и Алиса должны были дать клятвы верности друг друга – собравшиеся с нелепым нетерпением ждали этого. Им все нравилось, они были радостными и оживленными, и ведь половина из них состоит в Ордене Феникса и уже поубивала кучу народа, а у другой половины погибли близкие или друзья – и они все по уши в войне. Я не понимал этого. Но я был не справедлив, я знал. Просто в последнее время слишком часто видел, где начинается правда и кончается ложь. Отец хорошо меня научил, ложь – это спасение. Мы лицемерим и притворяемся, пропитываем свое сердце ложью – мы спасаем себя.
Пир посреди чумы.
Алиса была так красива. Когда она шла к нам под руку со своим отцом, я слышал, как колотится сердце Фрэнка, и понимал, почему. Алиса была прекрасна.
Мне стало душно.
После церемонии я сразу же выбрал самый дальний столик самого дальнего шатра и спрятался за ним, как за стеной, потому Фрэнку пришлось долго меня искать, чтобы сообщить мне новость.
- Теодор принял Черную Метку.
Он упал на стул напротив меня и уставился на меня испытующе, словно был уверен, что я предложу решение, которое спасет нас всех. Он всегда был во мне уверен. Мне жаль, но это так.
- Что произошло? – хрипло спросил я.
Фрэнк ответил не сразу.
- Мы потеряли друг с другом связь, вот что. Это было важно – понимаешь, не бросать друг друга, быть вместе, как мы всегда были. Нельзя так сразу забывать все, кидаться в новую жизнь – сейчас это попросту опасно. Ты ведь тоже не писал Теодору?
- Всего месяц прошел, Фрэнк. Что с ним могло случиться?
- Я не знаю. В последнем рейде погибло пятеро. Пятеро, слышишь, Барти? А один остался жив. И это был я.
Я чувствовал, как у меня холодеет на сердце. Он уже сражается. Этот добродушный безобидный семнадцатилетний дурак уже сражается.
- Я видел его среди них, - бормотал Фрэнк. – Одного ранили, он помогал, и капюшон сорвало с его головы, и я увидел его лицо. Он заметил это, понятно? Он тоже видел меня, смотрел на меня – он очень ловкий, потому что ухитрился швырнуть в меня Авадой, когда на плече у него висел его раненый товарищ.
- Он собирался убить тебя? – очень отчетливо произнес я.
- Да не знаю! – Фрэнк взмахнул рукой и уронил бокал с пуншем, чего даже не заметил. – Я не знаю, что думать. Теодор в беде, мы должны ему помочь.
Вот еще одна истина. Фрэнк мыслит призывами. Фрэнк мыслит благородно.
- Откуда ты знаешь, что он принял Метку? Он мог просто стать Пожирателем, не войдя в первый круг.
- Он принял Метку, - отрезал Фрэнк. – Волдеморт не оставил бы без внимания представителя старейшей чистокровной семьи. Думаю, потому он забрал Теодора. Ему только нужно было, чтобы он покинул Хогвартс и перестал быть под защитой Дамблдора. Я говорил с мистером и миссис Нотт – они напуганы, совершенно не представляют, куда девался их сын. Теодор просто однажды ушел из дома и не вернулся. Его заманили, понимаешь, Барти? Его заставили принять Метку. Наверняка, он до сих пор под Империо.
- Успокойся, Фрэнк, - как можно мягче сказал я. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. Почему ты сразу не сообщил мне?
- Потому что это случилось только вчера.
- Ты накануне собственной свадьбы ходишь в рейды?
- Никого больше не было. Я вступил в Орден Феникса, а нас очень мало осталось.
Так, теперь еще и это.
- Дамблдор позволил тебе, семнадцатилетнему юнцу, вступить в Орден? Участвовать в операции? Ты хоть одно боевое заклятие помнишь?
- Повторяю – не было больше никого, - Фрэнк взглянул на меня, и я увидел в них новое выражение, которого никогда не замечал. – И Дамблдор не думал, что мы рискнем ослушаться его и выйти в рейд, чтобы отомстить за Прюиттов. Ты знаешь, вчера утром принесли тела. Ты помнишь их? Фабиан и Гидеон Прюитты, близнецы-придурки. Нам даже хоронить нечего было, они с ними такое сотворили, что подумать страшно, не то что смотреть.
- Хорошо, давай решать, как выручать Теодора, - грубо сказал я. – Сначала определимся - он под Империо, или это его выбор. Потому что в последнем случае...
Губы Фрэнка скривились.
- Что, натравишь своего отца?
- Тише, Фрэнк. Просто допусти такую возможность, что Теодор мог осознанно встать на сторону Того-Кого-Нельзя-Называть.
- Ты веришь в это?
- Я не знаю, во что верить, разве не видно? – рассеяно отозвался я. – Нам надо встретиться с ним, чтобы сказать наверняка. Когда ты предполагаешь это сделать? Не советую ждать нового рейда.
- Понимаешь, если он под Империо, достаточно будет дать ему зелье, чтобы уничтожить Черную Метку, - щеки Фрэнка горячечно алели. – Он ведь собирался жениться, помнишь? Он видел свое будущее четким и определенным... ну может быть, не таким четким и определенным, как мы с тобой представляем, это же Теодор. Просто, Барти, он не стал бы Пожирателем по своей воле. Не его стиль. Он не стал бы воевать, зная, что мы с тобой на противной стороне. Мы друзья. Не враги.
Я устало потер переносицу.
- Мне самому трудно во все это поверить. Хорошо, давай отталкиваться от того, что ты прав. Ты хочешь напоить его зельем? А вдруг оно не подействует? Мы ведь так и не провели испытания.
- Вот заодно и проведем, - бледно улыбнулся Фрэнк.
Нам нужно было срочно замаскировать свое волнение под нервическую жизнерадостность, которая, похоже, стала главной идеей сегодняшнего торжества, потому что к нам направлялась Алиса вместе со своей матерью. Фрэнк успел только прошептать, прежде чем напустил на себя беззаботный вид:
- Ни слова мистеру Краучу.
А я успел бросить высокомерное:
- Что ты имеешь против моего отца?
И Фрэнк шепнул в ответ, заключая Алису в объятия:
- Ничего, но ты же не хочешь потерять друга?
Продолжение - в комментах

@темы: Барти Крауч-мл., Джен, Фрэнк Лонгботтом, Фик, Конкурсная работа, Барти Крауч-ст., Алиса Лонгботтом, Текст

---

За миг до трагедии"

[House of York]

Название: "За миг до трагедии"
Автор: Команда ПС
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Беллатриса Блэк
Жанр: action, drama
Техника:планшет,Photoshop CS3
Тема задания:внеконкурс
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: для аврора и его семьи это был последний рассвет
Предупреждение:частичная обнаженка
Примечание: работа выполнена на командный конкурс «Битва за Англию» - вне конкурса.

@темы: Джен, Внеконкурс, Арт, Беллатрикс Лестрейндж, Рисунок

---

Переломный момент

[House of York]

Название:Переломный момент
Оригинальное название: Sea Change
Автор: tangleofthorns ([e-mail])
Ссылка на оригинал: www.sparkgirls.com/stories/violet/seachange.htm...
Переводчик: Команда ПС
Бета: будет названа позже
Разрешение на перевод:запрос отправлен
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Нарцисса Малфой и др.
Жанр: драма
Размер: мини
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари:"Бояться нужно не родов, милая. Бояться нужно следующего дня, когда ты поймешь, что теперь в твоих руках чужая жизнь".
Примечание: перевод выполнен на командный конкурс «Битва за Англию».

Дар голоса – бесценный дар;
голос нужно ценить и использовать для того,
чтобы сделать свою речь как можно более выразительной.
Молчание – признак бессилия.

(Маргарет Этвуд)

Началось все не с визита целительницы из Святого Мунго и не с утренней тошноты, и мама не заметила, как едва различимо изменился оттенок кожи на кончиках ее пальцев, и ничего не показал хрустальный шар, и задержка не заставила ее насторожиться. Нет, ничто не сказало Нарциссе, что отныне ее жизнь станет другой. Единственным знамением стал голос, раздавшийся, когда она сбегала с лестницы.

– Ступай осторожно, дитя мое, – произнес голос.

Она обернулась, взглянув на портрет Абраксаса Малфоя. Картина... то есть, мистер Малфой... всегда был вежлив с ней, но никогда не проявлял особенного дружелюбия, и уж тем более отцовских чувств. Теперь же он улыбался ей с таким теплом и с такой радостью, какую вряд ли можно ожидать от куска холста.

– Неужто не догадываешься? – спросил он, глядя в ее изумленное лицо.

По его тону Нарцисса поняла, что его отношение к ней не стало лучше, а улыбка относилась к чему-то другому. К кому-то другому. Он улыбался так, как обычно улыбался сыну, и эта мысль потрясла ее до глубины души.

– По крайней мере, ты здорова. – Мистер Малфой смерил ее взглядом и исчез, оставив на холсте пустую нарисованную комнату с видом на нарисованное море.

Нарцисса ухватилась одной рукой за перила, а вторую приложила к животу. Всю следующую неделю, пока не пришли результаты обследования, она никому не сказала ни слова, даже Люциусу. Она хранила эту новость в тайне и вспоминала о ней, только когда поднималась по лестнице. Портрет подмигивал ей, а она, к своему собственному удивлению, начинала напевать от счастья.

* * *

Никто не знал, что она продолжала видеться с Андромедой. Иногда она сама не понимала, для чего ей нужны эти встречи. Андромеда разительно изменилась. Нарцисса привыкла к ее растрепанным волосам, усталому взгляду и пятилетней девочке, цепляющейся за ее руку, но к чему она никак не могла привыкнуть, так это к постоянному приподнятому настроению своей сестры. Разве может женщина, погубившая свою жизнь, так радоваться своей загубленной жизни?

Они расцеловались, сели за столик кафе, и малышка тут же принялась размазывать по лицу розовый крем.

– Она слишком быстро растет, – глубоко и счастливо вздохнув, заметила Андромеда.

Нарцисса кивнула, поднеся к губам чашку с чаем, и вдруг поняла, что краснеет.

– Скоро я испытаю это на себе.

На мгновение повисла тишина, а потом Андромеда кинулась к ней с объятием, опрокинув чай на них обеих. Когда она отпустила Нарциссу, ее глаза сияли.

– О, Цисси! Ты уверена?

– Да, мы оба уверены.

Они обменялись робкими улыбками, а затем рассмеялись, и маленькая девочка смеялась вместе с ними. Эта новость сделала их ближе друг к другу, связала воедино после долгих лет вражды и предательств, и в какое-то короткое мгновение ничто не имело для них никакого значения, кроме родственных уз. Ведь они, несмотря ни на что, были сестрами.

– Когда?..

– Не раньше лета, – ответила Нарцисса, выглянув в окно. День был серым, холодным и мрачным, словно необработанный кусок мрамора. Лето было где-то очень-очень далеко.

Стоило ей подумать об этом, как Андромеда возразила:

– Ты не заметишь, как пролетит время. А потом будешь жалеть... об этих нескольких месяцах. Спи как можно больше, пока можешь. Нимфадора, положи это. Немедленно. Вот умница. – В ее словах не было ни одной истеричной ноты – она обратилась к девочке, почти не повышая голос. Андромеда была создана для материнства, и, глядя на нее, Нарцисса впервые испытала что-то близкое к благоговению.

– Это... правда, так ужасно, как рассказывают? – Нарцисса промокнула губы салфеткой и нервно скомкала ее в пальцах. – Родить ребенка?

– Знаешь... – Андромеда посмотрела на пушистую головку своей дочери. Чай остывал, крохотные кусочки чайных листьев липли к краям чашек. Наконец, она подняла взгляд. – Бояться нужно не родов, милая. Бояться нужно следующего дня, когда ты поймешь, что теперь в твоих руках чужая жизнь.

Нарцисса отложила салфетку и скрестила руки на груди.

– Уже, – ответила она. – Она уже сейчас в моих руках.

* * *

Ей понравилось быть беременной. Она полнела, ее кожа наливалась светом изнутри, а время замедляло ход. Ее бедра стали шире, а сердце билось ровно, словно корабль, раскачивающийся на волнах. Она была звездной системой, мирно вращающейся вокруг своей спящей звезды.

– Нам надо нарожать целую дюжину детишек, – сказала она Люциусу однажды утром, нежась рядом с ним в постели. Он пропускал сквозь пальцы пряди ее волос; они в последнее время тоже изменились, стали такими густыми и блестящими, какими не были никогда.

– Замечательно, – ответил он. – И назовем всех в честь меня, чтобы не путаться.

До сих пор Нарцисса даже не задумывалась об имени, для нее это был просто малыш.

– И мальчиков, и девочек? – улыбнулась она.

– Да. – Люциус чмокнул ее в макушку. – А в школу отправим только самых некрасивых. Хорошеньким ум ни к чему – то, что они говорят, все равно никого не волнует

В комнате веяло холодом, и с ледяными сквозняками не могли справиться никакие чары. Зима еще не кончилась. Нарцисса укуталась потеплее.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь, – возразила она.

– Я не верю, что у нас могут быть некрасивые дети. – Люциус убрал руку от ее волос и провел ладонью вдоль шеи, вынуждая ее повернуть голову. Он усмехнулся, и Нарцисса снова расслабилась и потянулась к нему для поцелуя. Что-то сжалось у нее внутри, мягко и безболезненно.

Через час он уехал в Лондон. Нарцисса весь день бродила по дому в халате, а эльфы бегали за ней с сыром, оливками и бокалом белого вина. Она села за стол в библиотеке и принялась писать письма, составлять списки, записывать дюжины разных имен, а затем вычеркивать их одно за другим. Полдня она проспала у окна, несмотря на яркий дневной свет, и малыш дремал внутри, навевая сны о морских звездах.

Она ничего не боялась.

* * *
– Она скорее шарлатанка, чем прорицательница, – слегка склонив голову, сказал Северус, – но это ее пророчество было истинным.

Шестнадцать человек за черным полированным столом молчали; Нарциссе казалось, будто она окутана тишиной. Все ждали, что же скажет Темный Лорд, но он стоял, отвернувшись, и глядел на закат. Именно Беллатрикс осмелилась заговорить первой и издала короткий резкий смешок:

– А ты можешь отличить истинное пророчество от лживого?

В комнате горели все свечи, и даже в их свете Северус казался неестественно бледным. Он судорожно сжимал руки, но его голос остался бесстрастным:

– Если ты сомневаешься, Беллатрикс, можешь нанести визит Альбусу Дамблдору. Уверяю тебя, он не сомневается в его истинности.

Рудольф вскинул голову, но Белла удержала его на месте, сжав пальцами его локоть и резко, почти зло взмахнув гривой волос.

– Ах, да, я и забыла! Ты так молод, что до сих пор считаешь Дамблдора мудрецом, а не безумцем.

Их взгляды схлестнулись, холодные, как черный лед, и Нарцисса вдруг поняла, что ненавидит обоих за то, что они говорили так много и не сказали ничего. Она закусила губу.

– Довольно, – тихо произнес Темный Лорд, так и не оглянувшись в их сторону. В его шепоте было больше силы, чем в крике младенца. – В чем суть пророчества, Северус?

И он рассказал. Нарцисса почувствовала, что задыхается. В комнате неожиданно потемнело. Нет, это она просто закрыла глаза.

Кто-то сказал:

– Ребенок?

Кто-то сказал:

– Седьмой месяц – это июль, но...

Кто-то сказал:

– И мы должны поверить в эту чушь?

И тут заговорил Темный Лорд:

– Мы должны немедленно начать поиски.

Нарцисса открыла глаза. Он так и не отошел от окна, хотя последний луч солнца давно угас. Он продолжал смотреть в окно на свое бело-красное отражение.

– И мы немедленно их начнем, – продолжил он, теперь уже чуть громче. – Будем искать непокорных. И особенно женщин, беременных.

Нарцисса инстинктивно обхватила себя руками, словно пытаясь прикрыть округлившийся живот. Она была худенькой, и поэтому живот слишком уж выделялся; он слишком рано стал заметен, и все теперь смотрели на нее. Взгляд Северуса был прикован к ее лицу. Белла сидела, высоко вскинув голову, выгнув бровь и улыбаясь краем рта. Один лишь Люциус смотрел не на Нарциссу, а на идеально ровную спину Темного Лорда. Но под столом он положил ладонь ей на колено, не давая двинуться с места.

– Мы с радостью выполним ваш приказ, – сказал он, и сердце Нарциссы выскочило бы из груди, если бы не крохотное сердечко внутри и не пальцы Люциуса на колене, предупреждающие без слов: «Оставайся спокойной. Молчи».

* * *

Ладони повитухи были худыми и жесткими, как у скелета. Но зато они были теплыми.

– Живот торчком, – заметила она, ткнув пальцем Нарциссе в пупок.

– И это что-то значит? – поинтересовалась Нарцисса и только потом вспомнила, что ее просили задержать дыхание. Повитуха прищелкнула языком и наклонилась, обхватив живот обеими руками. Под ее тонкими пальцами и белой натянутой кожей толкнулся малыш. Когда это случилось впервые, Нарцисса так удивилась, что остановилась прямо посреди Косой аллеи, словно в нее бросили Petrificus. Каждый раз это казалось ей чудом.

– Мальчик, – заключила повитуха. – Но не слишком крупный. Ешь больше красного мяса.

Наверное, прошло несколько секунд, прежде чем смысл этих слов дошел до Нарциссы.

– Что?

– И пей молоко. Лучше сливки, если тебя от них не тошнит.

– Нет-нет! – Нарцисса попыталась встать с кушетки. – Вы говорите... мальчик?

Повитуха раздраженно кивнула и отдала Нарциссе ее одежду.

– Этим летом будет много мальчиков, – сказала она. – Явно что-то намечается.

Она повернулась, чтобы уйти, но Нарцисса схватила ее за запястье.

Они глядели друг на друга. Было совсем тихо, но Нарцисса слышала, как Люциус ходит по коридору, слышала нетерпение в его шагах.

– Когда он родится?

– Точно сказать не могу, – ответила повитуха и с неожиданной силой выдернула руку. Нарцисса встала и начала одеваться. Малыш толкнулся снова: она видела, как под кожей отпечаталась его пяточка.

* * *

Погода становилась все лучше. Дни были согреты лучами солнца, а по ночам теплый воздух туманом поднимался к луне. Нарцисса лежала без сна и то погружалась в дремоту, то снова просыпалась от толчков сына. Ей хотелось знать, умеет ли он уже видеть сны и есть ли у него свои мысли.

Она услышала, как Люциус бросил Lumos, входя, и зажмурилась. Но еще не успев привыкнуть к свету, поняла, что с ним что-то неладно. Люциус слегка прихрамывал, проходя через спальню, его дыхание было каким-то слишком шумным, а глаза блестели. Он буквально рухнул на край кровати, так что они оба вздрогнули.

– Сегодня явно не мой день, – признался Люциус со смехом. Впрочем, нет, он не смеялся. Не было нужды спрашивать, что с ним произошло. Люциус ничего от нее не скрывал – Нарцисса знала это наверняка. И все же прошло довольно много времени, прежде чем он перекатился на бок, прижавшись щекой к ее лодыжке, и сказал: – Мы упустили Поттеров.

– Ой. – Нарцисса потянулась к пледу и набросила его на свои голые плечи. Она понимала, что это еще не все.

– Это был полный пиздец. – Он взмахнул палочкой, призвал с тумбочки стакан с водой и осушил одним глотком. – Извини.

– Люциус… – Нарцисса закрыла лицо ладонями, глядя на него сквозь пальцы, как из-под маски. Она никогда не посмела бы признаться в этом вслух, даже сегодня, даже наедине с собой, но она ненавидела и эту маску, и исходящее от нее ощущение холода. Она бы никогда больше ее не надела, будь у нее выбор. Если бы она могла выбирать. – Никто не?..

– Нет, но они пожалели, что живы. – Он сел, и на его лицо упала тень, блестели только глаза. – Я никогда еще не видел его в таком гневе. И мне кажется, он становится еще могущественнее.

Вот тут Нарцисса чуть не рассмеялась. Еще могущественнее! Как будто они способны измерить его могущество. Это все равно что сосчитать все капли и крупицы соли в целом океане. На самом деле ей было не смешно.

– И что же будет дальше? – спросила она. Спросила у ночи, луны и тумана.

– Когда он победит, мы будем на его стороне, – ответил Люциус. Он на мгновенье сжал ее ступню, отпустил и рывком встал с кровати. – Я в ванную.

Когда Нарцисса осталась одна, кровать показалась ей огромной, как айсберг, которого несет течением сквозь бесконечную зиму. Она обхватила руками свой теплый живот, своего малыша, и принялась вспоминать колыбельные.

* * *

Спорынья. Пастушья сумка. Воронец и васильковый стеблелист. Настойка пустырника, алоэ, дягиль, кникус благословенный, девясил и горькая полынь.

Первый рассветный час первого дня июня. Нарцисса одна на кухне, домашних эльфов она прогнала и теперь наполняет из котла хрустальный кубок. Зелье темное, очень неприятное на вид, и от него поднимаются струйки дыма. Нарцисса несет кубок в столовую и садится во главе стола. Ее осанка безупречна. Она поднимает кубок, салютуя, а затем выпивает его.

Потом встает, неторопливо, как хорошая хозяйка, и поднимается по лестнице, не забыв кивнуть своему свекру. Следующие пять дней становятся для нее адом.

В следующие пять дней ее тело превращается в наполненный болью туннель, она проваливается в беспамятство и снова приходит в себя, чувствуя во рту то пепельную сухость, то вкус собственной крови, и беззвучно кричит, и боль кажется ей бесконечной. Но в конце она видит свет.

Она держит свет в своих руках.

* * *

– Драко, – говорит Люциус.

– Да, – кивает Нарцисса. – Драко.

Сын хмурится, услышав голоса, он поворачивает сморщенное личико к ее запястью, его глаза плотно зажмурены, рот приоткрыт, ей кажется, что он ее сейчас поцелует. Это любовь: она заполняет все сердце Нарциссы и растекается по ее телу, смывая все на своем пути и оглушая своим напором. Теперь Нарцисса понимает, что имела в виду Андромеда, когда говорила о страхе.

Она прижимается губами ко лбу малыша. Он крохотной ручонкой ловит прядь ее волос.

– Да, Драко, – шепчет Нарцисса. Ведь он не может быть никем другим.

– Цисси?

Люциус никогда не называл ее так. Она поднимает голову и смотрит на мужа сквозь пелену высыхающих слез.

– Повитуха сказала… – Его губы вдруг начинают дрожать, и он торопливо отворачивается. Нарцисса видит, как он заставляет себя улыбнуться, прежде чем снова взглянуть на нее. – Это не важно, – добавляет он. – Я не хочу об этом говорить.

Нарциссе и не нужно знать, что же сказала повитуха. Боль сделала ее очень мудрой и гораздо более взрослой, чем та девчушка, которая пела на лестнице.

– Я не смогу больше иметь детей.

– Это не важно. – Люциус залезает на кровать, не замечая, как Нарцисса морщится от боли, и обнимает ее. Он подносит палец ко рту Драко, и они смотрят, как малыш шевелит губами в наивной уверенности, что вокруг него сплошные источники молока. Их сын прекрасен, и теперь он стал отдельным миром.

Нарцисса могла умереть, и она это знала. Но стоило рискнуть жизнью, чтобы ее сын родился свободным – свободным от пророчеств и от обреченности. Она обхватывает ладонями светлую головку Драко, зная, что отныне он единственный человек на Земле, которому она будет предана до конца. Это любовь.

Она снова начинает плакать.

– Прости, – говорит Люциус. Он сидит с ней в обнимку, но его голос доносится откуда-то издалека. Слезы все льются и льются, но плачет Нарцисса беззвучно.

Конец

@темы: Перевод, Джен, Фик, Малфои, Конкурсная работа, Текст

---

"Все еще любите магглов?"

[House of York]

Название: "Все еще любите магглов?"
Автор: Команда ПС
Тип: джен (и отчасти гет)
Рейтинг: NC-17
Персонажи: заводские трубы, наркоманы, детеныш тюленя, пеликан, нефть, водородная бомба
Жанр: агитплакат
Техника: Corel PhotoPaint
Тема задания: Наглядная агитация - вне конкурса
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Вы думаете, что магглы - мирные и приятные? Посмотрите, что они вытворяют с миром, в котором мы живем.
Предупреждение: кровь, обнаженка, жестокое обращение с животными.
Примечание: работа выполнена на командный конкурс «Битва за Англию» - вне конкурса.

Посмотреть еще

*Перевод: Все еще любите магглов? Плакат 2: Наркозависимость для наших детей! Плакаты 3, 4: Они убивают нашу планету! Плакат 5: Они уничтожат все.

@темы: Агитация, Джен, Гет, Внеконкурс, Арт, Коллаж

---

Проигрыши

[House of York]

Название: Проигрыши
Автор: Death Eater
Бета: будет названа позже
Гамма: будет названа позже
Тип: джен/гет
Рейтинг: R
Персонажи: РЛ/АЛ
Жанр: Drama
Размер: миди (≈ 60 тыс знаков)
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: Стоит ли любой ценой стремиться взять верх? И каково тому, кто в шаге от вершины понимает, что безнадежно проиграл?
Тема задания: Фик написан на свободную тему «Настоящий враг никогда тебя не покинет. С. Е. Лец»
Предупреждения:
1. Насилие/жестокость, нецензурная лексика.
2. По поводу эротической сцены автор предлагает принять вариант «сложно, но реально». И – «Не пытайтесь повторить это дома!» (с)

Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».


Проигрыш первый, незаметный

Ноябрь, 1979

В невербальных Родольфус никогда не был силен. Впрочем, у прыгавшей напротив него девчонки с ними было не лучше, иначе давно б размазала по стене. Мелкая, вёрткая, она металась перед ним алым факелом. Куцый хвостик, стянутый на макушке лимонно-желтой резинкой, вздрагивал в такт.
Засмотрелся и чуть не проворонил летящий к нему луч заклинания. Похоже, шмакодявке тоже надоело выпускать из палочки слабые вспышки невербалок. Закричала на весь переулок:
– Ступефай!!!
Шарахнулся в сторону, ответив «Иммобилусом». Пригнулась, чуть не распластавшись по асфальту... Гибкая, зараза!

– Импедимента!
Щит.
«Дура, ты б еще громче орала!»

Перевел дыхание, глядя, как оранжевая вспышка заклинания растекается по мутно-прозрачной поверхности щита, впитывается в него и гаснет. И не забывая мысленно отсчитывать секунды: «пять, четыре три, два...»
– Релашио!
«...один!»
Есть!
Мелкая наверняка не ждала, что он бросит заклинание раньше, чем щит окончательно погаснет. Что, в аврорате не учили брать в расчет расстояние и скорость заклятья? Успела отпрыгнуть, но левую руку чуть задело. Синеватая молния ударила в стену, завертелась; воздух вокруг нее заискрил, сворачиваясь маленьким смерчем. Дурацкое заклинание, никогда не знаешь, как именно сработает. Девчонка вдруг заверещала, схватившись за левое запястье, выпрямилась, полностью открываясь. Идеальная мишень.
– Инкарце… – начал он.
Но тут волна от его заклинания срикошетила от стены, подхватила, кажется, ничего не соображавшую от боли девчонку и швырнула к нему. Инстинктивно поймал, и тут же его рвануло вверх, будто подцепив крючком за пупок.

Портключ.
У аврорши сработал портключ.
Причем странно как-то: вместо того, чтобы просто тащить в нужном направлении, их вертело, швыряло, порой чувствительно прикладывая обо что-то твердое и угловатое. «Что-за...» – успел подумать, теряя сознание.

***

Вопреки опасениям, очнулся Родольфус не в аврорате. По крайней мере, на пол камеры никто не стал бы сыпать недавно облетевшие, но уже начавшие чернеть листья, а под арестанта подкладывать теплую, хоть и довольно костлявую девку. А именно на такой он сейчас и лежал. Поднял глаза и тут же встретился взглядом с другими: огромными и перепуганными, из-за расширенного зрачка даже не разобрать было, какого цвета радужка. Вроде, темная...

А потом мир снова съёжился до взорвавшейся болью переносицы, по которой девчонка врезала бараньим своим лбом. Тварь...
Впрочем, последние мысли он додумывал уже за ближайшим деревом, куда откатился, послав на прощанье в сторону алой мантии «Петрификус». Промахнулся, само собой: как прицеливаться, когда слезы катятся градом? Из носа тоже лилось, в первый момент показалось даже, что кровь. Ничего подобного, просто слезы пополам с соплями. Мать ее, так его еще никто не унижал!

Выглянул, разыскивая, не покажется ли среди веток красный отсвет, чтобы запустить в него уже «Авадой». Черт с ней, с идеей захватить упрямую авроршу в плен. Мысленно произнес непростительное и вздрогнул от отвращения. Одно дело – на кроликах и прочей мелкой живности тренироваться, а другое – на человеке. Желудок чуть не выскочил, когда представил, как глазастая растянется перед ним сломанной куклой. Ладно, пусть живет. С такой степенью дурости все равно нарвется рано или поздно, зато его совесть чиста будет.

Родольфус прикрыл глаза, представляя каменный пол родной гостиной. Сосредоточился...
«Мать твою восемь раз об корягу!»
Воздух вокруг будто в патоку превратился, не давая аппарировать. Не могла же эта...

Не могла. Не так и легко взмахнуть палочкой и создать антиаппарационный щит над чьей-то головой, во всей Англии хорошо если найдется полдюжины человек, способных на это. Стало быть, их занесло туда, где его установили раньше.

«Запретный лес, Хогвартс? – размышлял он. – Нет, туда и с портключом не попадешь, только с тем, который сделан лично директором... Министерство, подвалы Отдела Тайн? Возможно: эти ученые придурки могли там и целый лес вырастить...»
Впрочем, деревья вокруг на искусственные похожи не были. Пахнущие поздней осенью листья под ногами тоже казались настоящими. А про светлеющее между голых веток небо, на котором как раз начали загораться первые звезды, и говорить нечего, оно было таким, как и положено вечернему ноябрьскому...
Из-за рваных черных туч выглянула круглая луна, и Родольфус от души выругался, внезапно вспомнив еще одно место, куда... вернее, откуда невозможно аппарировать.

Из-за толстого дерева неподалеку донеслась фраза, которую притаившаяся там девчонка вряд ли выучила в школе. Усмехнулся: кажется, и она поняла, где они теперь.

– Заповедник оборотней? – на всякий случай спросил.
Еще пара недобрых пожеланий – то ли заповеднику, то ли Родольфусу.
Значит, все так и есть. Не могли ведь они оба ошибаться? А было бы неплохо...

Надо было выбираться отсюда.
– Эй, как тебя? – крикнул, стараясь не высовываться из-за укрытия. – Карта есть?
Карты у нее то ли не было, то ли делиться не собиралась, порекомендовав найти свою. Искать там, где указала девчонка, Родольфус не стал: настолько интимные места он никогда не использовал в качестве кармана.
Поднялся и потопал через лес. Какая разница, куда идти – не такой уж он большой, этот заповедник, рано или поздно кончится.
На тропинку наткнулся довольно скоро, шагов через полсотни. А дальше – знай себе иди, не падай. Вскоре приноровился, восстановил сбившееся было от непривычно долгой прогулки дыхание. Сначала дергался от каждого шороха, потом надоело. Даже песенку стал напевать про Одо-героя. И, кажется, погорячился: если бы не выводил, стараясь не фальшивить: «Положив на кровать в тишине умира-а-ать», может, и услышал бы осторожные шаги позади. А так успел только обернуться на шум, вскинуть палочку... А на заклинание, даже невербальное, времени не хватило: тяжелая, воняющая псиной туша рухнула сверху, прижала к земле, подминая под себя... Отлетела в сторону бесполезная уже – разве что в глаз ей ткнуть – палочка. Почти инстинктивно вскинул правую руку, защищая горло, и тут же почувствовал, как в нее впились острые клыки.

Среди деревьев – на краю сознания – мелькнул алый всполох.
– Редукто!!!

«Нет, она точно чокнутая, – Родольфус сбросил с себя хрипящего, издыхающего волка с разорванной в клочья спиной. – А если бы промахнулась?»
В остекленевших глазах зверя отражался лунный свет, из открытой пасти смердело и капала совершенно черная кровь.

Тогда-то его и накрыло: полнолуние.

Если бы девчонка явилась на полчаса позже, ничего бы уже не изменилось... Его жизнь и так кончена. Родольфус с омерзением взглянул на изуродованную руку: казалось, что еще немного – и она покроется шерстью, превращаясь в волчью лапу. Вой – зверинный, отчаянный – вырвался из груди, наполнил уши, поднимаясь к невозможно яркой луне...

– Прекратите! – В лицо ударила струя воды. Ну что ж она так орет, эта девка? Или у него настолько обострился слух? Кажется, у оборотней он куда лучше человеческого?
– Это был просто волк.
– Что?
– Просто волк, – повторила она. И добавила: – Даже не бешеный. Голодный. Да сами посмотрите, – она шагнула к темнеющей рядом туше, нашарила хвост, вытянула его «свечкой» вверх, демонстрируя. – Вот, обычный, без кисточки!
– Вот как... – «Я не оборотень. Не оборотень! Я не оборотень, твою мать!» Родольфус едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Надо же, а он уже мысленно назвал этот чертов заповедник вторым домом! – Подай-ка мне палочку, детка!

Не подала. Сунула себе за голенище, уточнив, не надо ли ему впридачу... Нет, до чего наглая!
– Было бы потеплей – не отказался бы, – усмехнулся он. Но тему развивать не стал: были проблемы и поважнее. Вытянул руку, стараясь разглядеть кровоточащие раны. Аврорша тоже посмотрела, выдохнула прерывисто и пробормотала заклинание. Родольфус вытер не успевшую засохнуть кровь с совершенно целого предплечья, и от сердца отлегло уже окончательно: будь это укус оборотня, обычное заживляющее не помогло бы.

– Слушай, а почему ты еще здесь? – поднял он глаза. – У тебя же был портключ?
– Был, – кивнула она. – Пока один говнюк в него заклинанием не попал. Вот, – она сунула руку в карман, достала нечто, похожее на кусок обгорелой тряпки с оплавившимися металлическими заклепками. – Теперь им только подтереться.
– Задницу оцарапаешь, – Родольфус поднялся на ноги: вроде, держат. Значит, надо идти дальше.
– У меня есть карта, – заявила вдруг девчонка. – Нам туда, – показала куда-то вбок от тропинки, по которой он шел до сих пор.
– Туда, так туда, – согласился он и склонился в шутовском поклоне, пропуская ее вперед: – Прекрасная дама...
– Вы впереди, я следом, – не купилась она.
Да и какая из нее, визглявой пигалицы, дама? И волк тот наверняка сдох от одного ее вопля, еще до того, как в него заклинание попало.

***

Что ночи в ноябре морозные, Родольфус знал и раньше. Но одно дело помнить об этом, сидя дома у камина, а другое – когда в легкой мантии топаешь по лесу, по щиколотку увязая в опавших листьях. Чертов лес. Стараясь согреться, он шагал все быстрей и быстрей, но девчонка не отставала. И не забывала держать палочку направленной ему между лопаток. Чертова аврорша. «На счет три обернуться... и получить заклинанием в лоб, реакция у девки еще та», – размышлял он, не желая мириться со своей жалкой участью. Не прибить ее на месте только потому, что хотелось захватить в плен, а вместо этого попасться самому! «Может, отвлечь разговором? О чем там любят поболтать авроры?

Но она все же подала голос первой:
– А этот – настоящий, – выдавила свистящим шепотом.
– Кто?.. – уточнил Родольфус, но ответа ждать не стал. Сам не понял, как заметил в темноте две светящиеся точки. И как закинул девчонку на ветку ближайшего дерева. И как взлетел следом, уцепившись за протянутую руку – тонкую, но неожиданно сильную. Кажется, возле самой ступни клацнули челюсти, едва успел ногу отдернуть.

– Сейчас здесь соберется вся стая, – донеслось сверху. Мелкая забралась так высоко, как могла, по-вороньи нахохлилась на тонкой, но все еще способной выдержать ее сотню фунтов ветке. Сам Родольфус уселся в первой же развилке, до которой бесновавшиеся внизу звери не дотягивались даже в прыжке. По примерным подсчетам, их там было уже около дюжины, и все время прибывали новые.
– Они же не умеют лазить по деревьям? – голос у нее звучал слишком спокойно. Будто на уроке профессору уточняющий вопрос задала.
– А если и умеют? – пожал плечами он. – Заклинания на что? Помнится, в том переулке ты ими неплохо бросалась. Да и с волком справилась.
– То волк, а они – люди.

От такого Родольфус едва не свалился. Нет, она определенно больная!
– Люди, точно. Сожрут и не поперхнутся, как у людей и положено.
Один из «людей» подошел к дереву и задрал заднюю лапу. Девчонка наверху сдавленно хрюкнула. Родольфус сначала усмехнулся, но когда от вони даже глаза защипало, рявкнул:
– Верни мне палочку, ты, придурочная! Ты хоть понимаешь, что если они все сюда поссут, мы просто задохнемся?!
– Нет, – уперлась она. – Я сама. Ступефай! – Так и не закончивший процесс оборотень кубарем откатился от дерева. Зато на его место тут же пристроился другой: поднялся на задние лапы, заскрежетал когтями передних, оставляя на коре глубокие царапины.

Девчонка всё бросала вниз заклинания, по большей мере довольно безобидные. А толпа – или стая – все росла. От мерзкого воя уши закладывало. Интересно, много ли времени пройдет, прежде чем они додумаются залезать друг на друга?
– Верни. Мне. Палочку.
– Нет. Иммобилус!
Минус один оборотень. Плюс два на его место.

– Петрификус Тоталус!
Еще один, поднявшийся на задние лапы, застыл. Тот, что стоял рядом, подпрыгнул и вскочил ему на голову. Родольфус едва успел поджать ногу.
– Верни палочку, дура!!!

И вот уже слишком теплая – нагрелась возле ее голени, как же – рукоятка в его ладони.

– Авада Кедавра!
Испуганный крик девчонки с ветки... Зато почти доставший его волк лежит внизу плюшевой игрушкой-переростком. Да и остальные призадумались.
Вторая зеленая вспышка полетела в середину стаи. От ее краев потихоньку начали отделяться темные тени, пятиться-отползать подальше.
– Авада...
– Не надо...
– И то верно. Круцио! – не целясь, куда попало. Злости в нем хватит, чтобы сработало. И отчаянный вой вперемежку со скулением тому подтверждением.
Дорога стремительно пустела.
– Не надо! Прекратите, ну пожалуйста!!! – истеричный вопль сверху перекрыл даже завывания оборотня. Родольфус снял заклинание. Любовно погладил вернувшуюся к законному владельцу палочку. Голова закружилась – все же непростительные выматывают куда сильней обычных. Уселся в развилку, стараясь отдышаться-сосредоточиться.
– Экспелиармус, – и снова меж пальцев пустота.
– Сука!
– Простите. Я не могу оставить возможность колдовать тому, кто...
– Знает пару заклинаний, способных остановить стаю волков? – начал он терять терпение. – Ах, да, они же люди!
– Заклинания, которые вы использовали, относятся к непростительным. Их применение разрушает душу!
– Зато тела остались целы, – фыркнул он, прекращая глупый разговор.

***

Пальцы на ногах защипало почти сразу после того, как прошел вызванный применением непростительных экстаз. Родольфус беспрестанно дышал на ладони, стараясь, чтобы хоть они не потеряли чувствительность. Из за кустов то и дело доносился жуткий вой – хозяева леса хором и поодиночке тренировали глотки. Наверху сопела девчонка, раз за разом посылая в его сторону почти бесполезные согревающие. Тепло моментально уходило, растворялось в ледяном темном воздухе. Вскоре ноги онемели совсем. Интересно, сколько зверей бросится к нему, как только он спустится на землю размяться? Хотя, если аврорша будет чуть громче стучать зубами, может это их и отпугнет.

Лицо снова обдало горячей волной... Наверное, чтобы мгновенье спустя холодный воздух показался еще неприятней.

– Они не уходят, – донеслось с ветки.
– Еще бы, – буркнул Родольфус. – Не поужинав?
– Ждут, когда мы свалимся, – продолжила она озвучивать очевидное. Самое хреновое, что он понимал – дождутся. И то, что мелкая, обессилев от усталости, холода и постоянного применения магии, рухнет с дерева первой, его слабо утешало.
– Слезай, – скомандовал он.
– Что?!
– Боггартов сто! Спускайся ко мне, будем греться! Трением, – добавил с усмешкой. И, кажется, просчитался: уже приподнявшаяся девчонка хлопнулась обратно на ветку:
– Нет.
«Да что ж это такое!»
– Даже если мы не околеем в ближайшие полчаса, то просто отключимся. И сверзимся отсюда к гребаным низзлам. Вернее, к этим твоим... вонючим и зубастым людям. Они будут просто счастливы.
– Что вы предлагаете?
– Сидеть рядом – так теплее. Спать по очереди. Поддерживать друг друга, не давая свалиться. У тебя есть идеи поинтересней?
Сверху зашуршало – девчонка спускалась.

Хлопнулась ему на колени, заехав локтем под ребро, а затылком — по подбородку. Родольфус втянул воздух сквозь зубы, мысленно чертыхаясь. «Выживем – придушу!» – подумал, обнимая ее, чтобы не дать свалиться. Ладонь как-то сама собой оказалась на груди.
– Ой! – она вздрогнула, заёрзала, и его тело отреагировало совершенно адекватно. Закрыл глаза, пытаясь представить у себя на коленях кого угодно – хоть Басти, в детстве не раз приходилось его вот так обнимать, успокаивая... Хоть МакГонагалл... Хоть Слагхорна... Черта с два – тонкий запах девчачьих духов от ее волос не давал ни на секунду забыть, кто рядом с ним. Поймал себя на том, что машинально поглаживает оказавшуюся в ладони выпуклость.

На секунду показалось, что в ставшем уже привычным волчьем вое появились издевательски-одобрительные интонации.

Девчонка молчала, но упорно пыталась отодвинуться, все время задевая и без того не умещавшийся в штанах член.
– Ну, знаешь! – хихикнула.
– А ты сиди спокойно!
– А ты перестань меня тискать!
– Я не виноват, что так удобнее держать!
– За сиськи, да? Кто бы сомневался!
– Мелкое хамло, – буркнул Родольфус, но ладонь передвинул ниже.
Перестарался: теперь пальцы то и дело цепляли край ее брюк.

Рука, которую он пристроил ей на ребра и честно пытался держать неподвижно, вскоре занемела. Примерно тогда же девчонка снова начала стучать зубами. «Цоп-цоп-цоп... цоп-цоп, цоп, цоп-цоп-цоп...»
«Чтоб мне остаток жизни целоваться только с дементорами, если это не песенка про Одо!» – усмехнулся он.
– А гимн Хогвартса сможешь?
– Дурак! – рассмеялась она. И снова заворочалась, – а ведь сидела ведь уже, не дергалась. А тут развернулась лицом к нему, уперлась лбом в щёку, задышала в шею горячим... Провел по спине – сперва по верху, по рубчатой ткани мантии, потом решительно сунул руку под нее. Девчонка запустила пальцы в его шевелюру, царапнула твердыми ноготками, помассировала затекшие плечи. В глазах потемнело, и он передвинул ладонь туда, откуда не так давно убрал. Нащупал твердый сосок под рубашкой, поигрался... Она застонала и выгнулась, уже нарочно елозя задницей по его паху. Вытащил заправленную в брюки рубашку, добираясь до теплой, шелково-гладкой кожи.
– У тебя руки ледяные совсем!
– Так не лето... Ничего, сейчас согреемся...
– Трением, да?
– У-м-м-г-г...
Еще немного, и он просто кончит в штаны, как мальчишка-школьник при виде отцовского журнала с яркими картинками.
– Я... сейчас... – она чуть отстранилась. Вжикнула брючной молнией, потом стянула сапог. Не тот, где его палочка... А жалко. Хотя, не отвлекаться же... Выпростала ногу из штанины, снова обулась. Взглянула смущенно: – Вторую снимать не буду, холодно!
Не ответил, сунул пальцы под белую ткань трусов. Теперь точно согреются... И этим развлечение. Даже жалко, что большинство – а то и все – наутро ничего не вспомнят.
– Слушай, я... – замерла вдруг она. – Я ведь еще никогда...
– Ух ты... – и самому не понять, чего больше в этом восклицании: паники или гордости. Он что у нее, первый?
– … не делала это на дереве!
Дура невозможная.
– Я тоже, как ни странно...
Приподнял за бедра, усаживая ее на себя – такую жаркую и мокрую там – и сразу начал двигаться, чуть отстраняя и снова прижимая – сильнее, ближе. Греться так греться...

***

Родольфус снял едва державшуюся на волосах яркую резинку, сунул в карман. Пригладил растрепавшиеся темные пряди. Девчонка поудобней пристроила голову у него на плече. Идиллия, мать ее...
– Как тебя зовут?
– Угадай... – промурлыкала.
Почему бы не угадать?
Приподнял пальцами подбородок, заглянул в глаза, осторожно – как и учил Селдон, этот кадр из аврората – проникая в сознание. Глаза у нее, кстати, оказались не такие и темные. «Ореховый» – так, кажется, называют этот цвет?

«Ореховые» глаза...
Ореховая палочка в детских пальцах... Старательно выписывает петлю: «Вингардиум левиоса!» – и пёрышко взлетает.
Взлетает метла – стремительно, и синее небо несется навстречу...
Небо с редкими облаками опрокинуто над головой, а на губах – сладковатый вкус травинки...
Связка учебников летит в траву, а губы ищут – и находят – другие...
И выдох в ухо: «Алиса...»

– Алиса, – прошептал он, так же как тот, из ее воспоминания.
– Угадал, – улыбнулась она.
Еще бы.

– А как тебя зовут?
«Может, тебе и адрес сказать? И должность. И время-место ближайших рейдов?»
– А как бы тебе хотелось?
Задумалась на секунду...
– Фрэнк.
– Согласен. Буду Фрэнком.

Еще его неплохо учили задавать вопросы, но от мысли выведать что-нибудь у этой Алисы пришлось отказаться почти сразу. А что делать, когда в ответ она только жмурится и мурлычет что-то ласково-невнятное?
«Скорей бы кончилась эта чертова ночь», – раздраженно подумал Родольфус. Нежность к девчонке, вызванная благодарностью за доставленное удовольствие, постепенно сменялась злостью. На всё: на привалившееся к нему чужое, доверчиво-расслабленное тело, на необходимость поддерживать ее уставшими руками, на лезущие в рот и нос лохмы...
Взглянул на свесившуюся с ветки ее ногу, где в сапоге до сих пор лежала его палочка. Прикинул: не сумеет ли достать? Нет, далеко, не дотянуться... А кстати, где ее собственная? Наиболее вероятно – правый рукав, сам там носил. Чуть сдвинул ладонь, нащупывая – Алиса заворочалась во сне, повернулась, засунув руки между их телами. Теперь и туда не долезть, разбудит.
«Чертова, чертова ночь!»

Проснулась она моментально – просто открыла совершенно не сонные глаза. Улыбнулась, провела губами по его щеке. Сползла с колен, усевшись рядом на ветке, обняла.
– Спи, – прошептала. И Родольфус сразу же заснул.

***

– Подъём! – голос доносился уже снизу. Открыл глаза: девчонка – ах да, Алиса – прыгала под деревом. Он тоже спустился – а ведь высоко оказалось, и как они ночью сюда забраться умудрились?
Луна давно зашла, а солнце успело подняться над деревьями. Вчерашние оборотни превратились в обессиленных людей и валялись теперь по норам-лежбищам. Кроме тех двух, что так и остались на поляне, теперь навечно в волчьем облике. Перехватил взгляд Алисы и поморщился: нашла, кого жалеть.

И снова Родольфус пошел впереди, подчиняясь движению девчонкиной палочки. Конечно – ночной трах еще не повод для утреннего доверия.
Границу антиаппарационной защиты он почувствовал: как будто небо выше поднялось, перестало давить на плечи. Она тоже все поняла, остановилась в паре шагов.
– Будем прощаться? – усмехнулась.
– Палочку верни!
– Ах, да... Ассио!
Повертела в пальцах и отшвырнула подальше в кусты. Пока Родольфус ползал, искал – девчонки и след простыл.

Сунул руку в карман – пальцы наткнулись на что-то мягкое. Вытащил: лимонно-желтая пушистая резинка. Покрутил, раздумывая, не выбросить ли, и, неожиданно для себя, спрятал обратно. Какой-никакой, а трофей.


Проигрыш второй, серьезный

Дома он об Алисе моментально забыл, погрузившись в рутину. В конце концов, его работа не палочкой махать и не по лесам бегать. И не насмешки Беллы выслушивать о том, что раз в жизни выполз из своего кабинета и вляпался. Ну выполз, чтобы заменить валявшегося с раздробленной ногой и, по его словам, даже ссавшего костеростом Розье. Ну вляпался, соблазнившись возможностью поймать девчонку. Кстати, оно и к лучшему, что не получилось: пользы с нее все равно что с гриндилоу шерсти, а думать о том, во что превратили бы специалисты Макнейра это тело, еще недавно прижимавшееся, ласкавшееся к нему, было противно.
Жене он про Алису рассказывать не стал, несмотря на то, что обычно они друг от друга похождений не скрывали. А тут почему-то промолчал, упомянув только про сломанный портключ и заповедник оборотней.
А через неделю стало еще веселей: прямо на работе взяли Селдона. Теперь бывший агент отдыхал в Азкабане, Лорд рвал и метал, а Родольфус думал, кем заменить единственного на весь аврорат шпиона и что он сделает с тем, кто его сдал. Конечно, когда узнает. А он узнает, рано или поздно.

Первый раз ему Алиса приснилась недели через две после их встречи. Они вдвоем сидели на берегу Черного Озера, ветер шевелил короткие темные волосы девчонки. А он старался и никак не мог пристроить на них ее дурацкую резинку.
Потом она еще не раз приходила к нему по ночам. Сначала не придавал значения, но ближе к середине зимы стало раздражать. А поскольку всегда знал, что возникшую проблему надо решать сразу, стал подумывать о встрече. Нет, свиданием он это даже в мыслях не называл. Разведка боем – так будет вернее. Попытка узнать, чем дышит эта ненормальная, и нельзя ли привлечь ее к делу? Чем Моргана не шутит, вдруг выгорит? Тем более, что на место Селдона взяли какого-то юнца, упертого идейного болвана, не понимавшего – или нагло игнорировавшего – любые намеки.
А работая вместе, можно уже... Впрочем, не стоит седлать летящего гиппогрифа. Сначала следовало бы выяснить, с кем именно он провел ночь в волчьем лесу. Алиса-Алиса... Эх, до чего не вовремя они остались без информатора!
Конечно, если бы он хотел узнать что-то важное – нашел бы способ. А так... рисковать, чтобы выяснить, как зовут одного ничем не примечательного аврора, смысла не было. Вот представится случай, тогда...

Представился он только в феврале, стараниями Руквуда, решившего с какого-то перепугу сделать копии досье на всех министерских служащих. Комиксов, что ли, про похождения бравого аврора Винса в детстве перечитал? В любом случае, все решили, что из этой затеи мог выйти толк. Так и оказалась на столе у Родольфуса серая папка. С колдографии в углу смотрела его лесная знакомая, только коротко, по мальчишески, стриженая. Скосила глаза куда-то за край карточки, потерла нос, задрала подбородок и улыбнулась в камеру. И так – много-много раз за то время, пока Родольфус другие просматривал. Эту отложил на потом.

Раскрыл уже вечером, выпроводив из кабинета всех, включая Беллу.

Девчонка действительно оказалась Алисой.
«Алиса Лонгботтом, 1956, следственный отдел». Причем перевели туда совсем недавно, и двух месяцев не прошло. А до этого – обычный оперативник, «махатель палочкой». Полистал дальше:
«Хогвартс, Гриффиндор (кто бы сомневался!), выпуск-1974...» Так вот почему он ее не помнит: в тот год, когда она поступила, он на седьмой курс перешел. Было не до того, чтобы обращать внимание на малявок с других факультетов. «Десять ТРИТОНов...» Неслабо, у него самого восемь было... Из любопытства сунул нос в табель: сплошные «Превосходно», чуть разбавленные парой «Выше ожидаемого». Типичная зануда-отличница?
Вспомнилось, как эта отличница, помянув низзловы драные яйца, ткнулась ему в шею холодным носом. И если бы только вспомнилось...
Махнул палочкой в сторону двери, запирая. Так, на всякий случай, вдруг что еще интересное прочитает. Перевернул страницу:
«Семейное положение: замужем». И дата: тот же семьдесят четвертый.
«Супруг: Фрэнк Лонгботтом, 1956, аврор». Ровесник. Значит, не успели задницы с экзаменационной скамьи поднять, как побежали жениться? И куда спешили, детей вроде нет? Нет, тоже правильно: сначала вместе за одной партой, потом вместе по жизни...

Фрэнк?!
Твою ж мать!

Плеснул воды в грязную, из-под кофе, чашку, залпом выпил, прошелся взад-вперед по кабинету... Только чтобы унять охватившее его бешенство.
– Сука! Нет, какая...
«Уймись, идиот! Ты же сам ей предложил называть тебя так, как сочтет нужным!» – уговаривал себя. Уговаривалось плохо. Почему-то никак не получалось поверить, что нет никакой разницы в том, кем приходится ей этот чертов Фрэнк: приятель, с которым она на шестом курсе пару раз сходила в Хогсмид и разок слюняво поцеловалась за теплицами, или пятилетней выдержки законный муж. Потому что хренова разница была.

Вспомнилась вдруг эта... как ее там? Жена Тимсона, одного придурка из Гринготтса. От которой с трудом удалось отделаться полгода назад. До сих пор передергивает при мысли о том, как она цеплялась за его руки, упрашивала не оставлять, говорила, что боится назвать мужа его именем.

Эта перепутать наверняка не боится. Потому что, даже кончая и впиваясь ногтями в плечи своего случайного любовника, она была не с ним. А со своим...

Родольфус разворошил стопку аккуратно сложенных папок, ту, которую прикрывал лист пергамента с надписью «Аврорат».
Нашел. Всмотрелся в карточку, с которой смущенно улыбался лопоухий придурок в форменной мантии. И это его?.. Его она представляла тогда, в лесу?
– Тьфу!
Теперь уже Родольфусу было неважно, насколько Лорду может понадобиться чертова аврорша. Потому что она нужна лично ему. Чтобы... ну да, взять реванш. Чтобы она отдавалась именно ему, чтобы его имя повторяла, чтобы просила-умоляла продолжать, быть рядом, не оставлять. А он еще подумает.

Призвал лист бумаги и конверт, обмакнул перо в чернила...
«Не смог забыть... видел во сне... мечтаю о встрече...»
Сколько раз выводил эти слова на бумаге, но именно сейчас понял – и даже вздрогнул от отвращения, то ли к ней, то ли к самому себе – что в кои-то веки пишет правду. Зацепила, запомнилась, мелькнула яркой искоркой среди череды неразличимых доступных женщин... Дрянь.

Обвел глазами комнату, размышляя, что можно превратить в портключ. Выбрал, произнес заклинание.
Проводил взглядом филина, уносившего запечатанный конверт к адресату. С усмешкой взглянул на лыбившегося с колдографии Лонгботтома.

– Я все-таки наставлю тебе рога! – пообещал ему.

***
Февраль, 1980

Перо было необыкновенно красивым. Шикарней, наверное, только у феникса, но Алиса ни разу не видела, чтобы перьями этой необыкновенной птицы писали. Больше всего хотелось взять чудесный подарок, обмакнуть в чернила... Но тогда придется писать ответ, а отвечать на это письмо ей совершенно не хотелось. К тому же Алиса была почти уверена, что стоит дотронуться до сверкающего оперения, и окажешься далеко от этого кабинета. Нет уж, она в нем еще освоиться не успела!

Только смахнула предполагаемый портключ в ящик стола, как в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула, бросая вслед за пером конверт.

– Привет работникам чернил и пергамента! – Марлен МакКиннон заглянула в кабинет. Тряхнула блестящими кудряшками, улыбнулась. – Ну как тебе тут, с Краучем? Говорят, кошмар почище Хмури? Не скучаешь по нашему веселью?
– Бывает... Хотя в моем положении по улицам не побегаешь.
– Это уж верно! – Марлен присела в одно из кресел. На узкой смазливой мордашке – живейшее любопытство. – Как же вы с Фрэнком решились, непонятно? Пять лет ведь держались?
– Подумали, что нет смысла дальше ждать, – улыбнулась Алиса. – Когда еще эта война закончится? Вон, Артура из «магловских изобретений» знаешь? – Марлен кивнула. – Представь только: уже шестого сделали!
– Ну-у, Уизли – они вообще... Нет, я пока не спешу, – Марлен крутнулась на кресле, веером взметнулись кудряшки. – Будет же конец этому кошмару? А, Алиска? И вот тогда-а... – она мечтательно закатила глаза. – Нарожа-а-ю... Не шестерых, конечно. Но троих - запросто!
На секунду замолчала и снова затарахтела:
– А у нас пополнение, кстати! Не слышала? На место Селдона такого мальчика взяли – закачаешься!
Браслет на левом запястье у Марлен замигал одной из бусин, и девушка вздохнула:
– С этой чертовой работой не поболтаешь спокойно! Ладно, побегу! Сражайся с бумажками во славу доблестного аврората!
– Счастливо! – крикнула ей вслед Алиса.

Только закрылась дверь за Марлен – вспыхнул зеленым огонь в камине.
– Алисочка, – показалась в языках пламени голова Фредерики Колтон из Отдела Тайн. Вернее, «бабули Фред», однокурсницы покойной Алисиной бабушки. – Я там проверила, что ты просила. Сейчас пришлю записку, там немного...
– А... – больше всего хотелось спросить, какой же результат, но сдержалась. Еще немного – и сиреневый самолетик долетит из подвала до их второго этажа... Еще немного подождать... А если выдать свою заинтересованность, потом от бабули не отделаешься, не уймется, пока все не выведает. А что знает два человека – знает весь мир. Это она наизусть выучила.
– Спасибо, бабулечка, – выдохнула, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость. – Я пойду, работы очень много.
– Беги-беги! – улыбнулась та. – Слушай, только скажи, Мерлина ради, что за подружка у тебя такая? Что не знает толком, от кого...
– Она маглорожденная, ты вряд ли о ней слышала, – отмахнулась, обрывая разговор.
Присела в кресло, прикрыла глаза. Представила, как аккуратно сложенная записка вылетает из Отдела Тайн, мечется между стоящими в лифте людьми, сталкиваясь с такими же из других отделов. А лифт ползет медленно-медленно, будто нарочно продлевая минуты ожидания... Вот он миновал Атриум... На седьмом стоит долго, выпуская полдюжины представителей разных квиддичных команд, которые снова пришли жаловаться на расписание тренировок, маленькую зарплату и, кажется, даже погоду. Потом дверь закрывается, и лифт, подрагивая и поскрипывая, ползет на шестой... На пятом два гоблина выясняют, кто должен войти первым... На четвертом...

Дверь приоткрылась, впуская сиреневую птичку со штампом Отдела Тайн. Алиса поймала ее, не дав долететь до стола, развернула. Долго вглядывалась в несколько строчек. Потом бросила записку в камин, проследила, чтобы сгорела дотла, на всякий случай помешала угли. Достала из ящика недавно спрятанное туда письмо и стала писать ответ.

***

Серая министерская сова опустилась на подоконник. Покрутила башкой, ухнула, привлекая внимание. Родольфус отвязал с ее шеи стандартный конверт со штампом аврората вместо адреса. Чуть поморщился: не письмо он ждал. Что ж, наверное, оно и к лучшему, что Алиса не схватилась за портключ. Значит, не совсем дура. А у сильного противника и выиграть приятней.

Не торопясь, распечатал. Вытряхнул не понадобившееся перо, снял с него заклинание и бросил в коробку, к таким же. Усмехнулся, поймав себя на том, что тянет время. Как школьник, честное слово. Осталось только испариной покрыться, читая записку.

Жарко ему стало после первого же абзаца.
Что откажет во встрече, было ясно с той минуты, когда заметил в конверте перо. Захотела бы увидеться – оставила бы у себя. Но дальше, дальше!

«Проанализировав Ваш способ легиллименции и метод ведения допроса, я пришла к выводу, что это полностью соответствует той методике, по которой обучал новобранцев теперь уже бывший аврор К. Селдон. Это помогло нашему отделу разоблачить одного из шпионов Темного Лорда. Министерство магии и, в частности, аврорат, благодарит Вас за помощь следствию. С уважением, А. Лонгботтом».

В первый момент Родольфус дар речи потерял. Перечитал несколько раз – нет, не померещилось. На всякий случай – прекрасно понимая глупость своих действий – взмахнул над листком палочкой. Отменяющее... Нет, все как и было. Проявляющее... Ну не идиот? И на что понадеялся? Что среди строк, ясно дающих понять, насколько он облажался, вдруг возникнут другие? «Не было ни дня, чтобы я не думала о вас, и не было ночи, чтобы вы не являлись мне во сне. Живу надеждой на новую встречу. Благодарю за помощь следствию. С уваже...»

Ну что ж... Он хотел знать, кто сдал Селдона. Теперь знает. Сам и сдал, придурок. Купился. Принял четкую работу хорошего специалиста за девчачьи заигрывания. Распушил хвост, решил показать – и себе лишний раз доказать – насколько силен. «Ах, угадайте, как меня зовут! А я пока проанализирую ваши методы работы».
С удивлением понял, что даже не злится. Почти. Разве что на себя немного. На глупые желания, сны, на то, что не разгадал. Но ничего, теперь он знает, с кем имеет дело, ставки растут, игра становится интереснее. А то, о чем он изначально мечтал, из суперприза превращается в бонус. Да, будет упрямая Алиса повторять его имя... но не раньше, чем полностью подчинится, признает его превосходство.

Кстати, от некоторых воспоминаний пока лучше было избавиться. Незачем Белле знать, как он развлекается, а Лорду – кому он обязан текущими неприятностями. Призвал из кладовки фиал, поднес к виску палочку, сосредоточился. Поймал их лесное приключение, вытащил серебряную нитку, спрятал. И то, как читает письмо, туда же... Теперь запечатать и в шкатулку, к желтой резинке.

Ну что, аврор Лонгботтом, играем дальше?


Проигрыш третий, непоправимый

Январь, 1996

Снаружи донесся гул, будто ураган поднялся. Сильные ветры не были редкостью здесь, особенно в это время года, и лежавший на узкой койке Родольфус внимания бы не обратил, если бы не легкое, почти позабытое покалывание в пальцах. Именно так он всегда ощущал присутствие сильной магии.
Поднялся, подошел к наружной стене, провел ладонью по старой, почерневшей от времени кладке. Вдруг показалось, что камни, еще вчера неподвижные, едва заметно покачиваются, как гнилые зубы в челюсти старика-нищего. Толкнул: задрожали сильнее, скреплявший их раствор посыпался, пачкая руку серой пылью.
Дыхание перехватило, и Родольфус вернулся к кровати, упал на нее, уверенный, что сходит с ума. Сколько раз он представлял себе именно такое: стена рушится, тяжелые камни разлетаются по ветру, будто бумажные птички-записки по министерским коридорам. Шаг вперед – и свобода. Каждый день представлял, подсовывал картинку снующим вдоль решетки дементорам. Их наверняка уже тошнило от такой однообразной диеты.
Гул усиливался, давил на уши, тараном врывался в мозг. Камни тряслись уже явственно, держась вместе только силой инерции. Вот выпал первый из них, и остальные, точно дождавшись, посыпались вниз горошинами. Огромными угловатыми горошинами не легче сотни фунтов каждая...
В проем ворвался студеный январский ветер, охладил пылающее лицо, кашлем вывернул легкие, сливаясь с отчаянным криком:
– Я... Да-а! Свободен!!!
Шаг вперед – свобода... Свободное падение. Ветер сжал в ледяных объятиях, а серые волны стремительно приближаются.

***

– Идиотом был, идиотом остался, – Белла меряла шагами гостиную. Рваная, угловатая тень металась за ней, то скользя по полу, то взмывая на стены, то на мгновенье замирая сказочным чудовищем. – А если бы я тебя не поймала?
– Искупался бы, – пожал плечами Родольфус. Если бы... Если бы у лошади были крылья и клюв, она была бы гиппогрифом. К чему теперь себя накручивать, беспокоясь из-за неслучившегося? Он был дома, Белла была рядом... Жизнь продолжалась, пусть и перепрыгнув через четырнадцать лет кошмара. И можно было считать, что он в итоге победил.

А ведь когда-то казалось, что проиграл – явно, непоправимо.

***

Декабрь, 1981

– Да не знают они ничего, не знают, – казалось, еще немного, и Крауч совсем перестанет соображать, и его тихий, спокойный голос законченного отличника сорвется, переходя в отчаянный вопль. – Мы ошиблись, Белла, ты слышишь, мы ошиблись...

– Руди, он прав, – У брата голос не дрожал, но чувствовалось, что и ему не по себе от разворачивающегося у них на глазах действа. – Уйми свою ненормальную и сматываемся, пока сюда не явилась половина аврората.

Легко сказать: уйми. Палочка в руке Беллы чуть подрагивала, но луч заклинания не отпускал корчившееся на полу тело. Голос Лонгботтом давно сорвал, и теперь из его горла вырывались только тихие, но от этого еще более страшные хрипы.

– Ты... не можешь... не знать... – Белла хрипела не хуже пленника.

Подошел, встряхнул за плечи, развернул к себе, обрывая заклинание. На мгновенье сердце ёкнуло, когда встретился с совершенно безумным взглядом. Но взял себя в руки, рявкнул:
– Хватит!
Вроде, дошло: взглянула почти осмысленно.
– Что ты предлагаешь?!
– Сядь! – подтолкнул ее к одному из кресел у камина. Вроде несильно, но жена отлетела, рухнула в темно-зеленую плюшевую глубину. – Я с ними поговорю.

Сначала шагнул к Лонгботтому. К Фрэнку этому, скорчившемуся на ковре, где к ярко-красным пятнам экзотических цветов теперь добавились темно-красные. Кровь.
Носком ботинка перевернул замершее в позе эмбриона тело. Лицо — один сплошной синяк, губы разбиты, одно ухо полуоторвано. Смотреть противно.
Преодолевая брезгливость, присел рядом, взглянул в глаза с красной сеточкой сосудов. И ни следа, ни намека на страх – только вызов. Мразь.

Сдвинулся в сторону затихшей рядом его жены... А вот и страх появился, да какое там – настоящая паника.
– Нет... – прохрипел.
За себя, значит, не боится, только за нее? Ладно, не плачь, не съем я твое сокровище. Когда-то ведь не съел.

Поднял ее, усадил, прислонив к ближайшей стене:
– Эннервейт!
Открыла глаза, закашлялась. И тоже зашарила взглядом по комнате, наткнулась на этого – и губы задрожали.
– Мы правда... ничего... не знаем... – прошептала.
Приподнял за подбородок, заглядывая в глаза – как тогда, в лесу.
– Позволишь убедиться? – и провалился в темный туннель огромного зрачка. Радужки почти не видать... «Ореховой» – помнит, помнит – радужки.

Палочка...
«Левиоса»...
Так, это видели, дальше.
Полет, небо над головой...
А сейчас...

И тут она спокойно, мягко выставила его из своего сознания. Как хозяйка респектабельного магазина на Диагонн-аллее выпроваживает забредшего погреться бродягу. Твою же мать!
– Алиса, сейчас не подходящее время для таких шуток. Я не закончил.
Снова откашлялась. Заговорила, едва шевеля губами. Родольфусу пришлось даже наклониться, чтобы разобрать слова:
– Метод Селдона... не самый лучший... – усмехнулась: – Ты так ничему и не научился... И ничего... ничего не понял...
Подняла руку – обломанные ногти, кожа на запястье содрана – протянула к нему. Погладила по щеке. Родольфус спиной чувствовал изумление брата, Беллы, Крауча.
– Мне очень, очень тебя жаль, – прошептала. И ведь не врет, не рисуется, действительно жалеет. Не сочувствует, а именно жалеет – гадостно так. С едва заметной ноткой брезгливого превосходства над тем, кто заведомо слабее. Кого можно использовать и выбросить, на прощанье поблагодарив за помощь следствию!
Рванул ее к себе, не обращая внимания на протяжный, мучительный стон.
– Легиллементс!
Блок. Жесткий, тупой блок. Такие ставят ученики на первых занятиях, когда еще не знают про более тонкие способы защиты сознания. Или очень сильные маги, уверенные в том, что соперник уступает во всем. Лорд, помнится, не утруждал себя тонкостями, которым учил их.

– Ничего... у тебя... не выйдет.

Даже так...
Она что, совсем ни черта не соображает?! Не понимает, что иногда надо просто уступить? Что есть сила, против которой бороться бессмысленно – вроде едва не угробившегося их в лесу холода?
Вытащил, выскреб из потайных уголков души всю злость на нее. На дурацкий «Экспелиармус», сразу после того, как он спас их шкуры... На «угадай, как меня зовут»... На ее записку... На брезгливую, снисходительную жалость...

– Круцио!
А теперь слабо удержать защиту?

Снова взглянул в глаза, проходя дальше, сметая любую попытку помешать. Искал то, что ему было нужно, краем сознания отмечая, как отброшенные им за ненадобностью картинки-воспоминания вспыхивают факелами, съёживаются, сгорая, исчезая навсегда. Да, и то, как она проводит губами по его щеке... Как разворачивает, читает светло-сиреневую записку... улыбается и бросает ее в камин... Как берет на руки ребенка... Не это, не это сейчас главное!

– Всё! – Басти тряс его, выводя из ступора, совсем как он сам недавно Беллу.
– Э-э... Что?
– Совсем... всё, – брат взглядом указал на два тела на ковре. Том самом, где ярко-красные пятна смешивались с темно-красными.

«Нет... Нет, не может быть, так не должно быть! Ты не можешь просто так уйти! Ты должна...»

А потом были вспышки заклинаний и врывающиеся через дверь и камин авроры.

Пришел в себя только в камере.
Белла сидела у противоположной стены, уткнувшись лицом в ладони. Крауч у двери, бледный, растрепанный. Басти рядом с ним, шепчет что-то, по голове гладит. Идиоты все...
Ладно, как угодно, но надо их отсюда вытаскивать.

– Значит так... – заговорил, надеясь, что голос не подведет. – Против нас – только показания сумасшедших Лонгботтомов. А значит, почти никаких. Мы пришли туда, надеясь узнать о том, куда пропал Лорд. Так и есть, согласны?
Басти и Крауч кивнули, Белла никак не отреагировала.
– И застали их уже такими. Всё понятно?
Снова синхронный кивок.
– А еще лучше – я говорю, вы молчите и соглашаетесь. Ясно?
Белла, наконец-то, подняла голову:
– Ты уже поговорил... Поговорил, сволочь! – ее голос, и без того резкий, сорвался почти на визг: – Что, что эта дрянь сказала тебе?! Почему?! – и вдруг зарыдала отчаянно: – Ты всё, всё испортил!
Вскочила, подбежала к дверям:
– Я ни в чем, ни в чем не раскаиваюсь! Не надейтесь! Лорд вернется, обязательно вернется! И наградит тех, кто всегда был верен ему!
Дверь открылась, впуская черную тень и жуткий, мертвящий холод.

Четырнадцать лет холода, отчаяния и надежды на то, что когда-нибудь камни его тюрьмы разлетятся, даруя освобождение. И снов, в которых он то прятал в карман лимонно-желтую резинку, то раз за разом шагал в зияющий в сросшихся за века глыбах проём.


Проигрыш четвертый, обстоятельствам

Январь, 1996

Белла, наконец-то, устала болтаться по комнате, присела в кресло напротив Родольфуса. В каждом движении – торжество и уверенность в себе. «Я же говорила!»

Говорила. Изо дня в день, постоянно. Что Лорд обязательно вернется, что вытащит их из каменных мешков Азкабана, что наградит. Сначала не обращал внимания, потом начал постепенно прислушиваться. Потом поверил. А потом стало все равно, только картинка рушащейся стены и осталась. И, надо же, жена оказалась права.

– А не навестить ли нам наших безумных друзей? – рассмеялась вдруг она. Родольфус сначала даже не понял, о ком речь...
– Разве они еще живы?
Глупый вопрос, на самом деле. Если уж после поцелуя дементора тело может существовать годами... Существовать... Это слово не подходило, не желало увязываться с той, которую он помнил. Все эти годы – помнил. «Ты ничего не понял...» А что он должен был понять?

– Что же она тебе такого сказала, а? Ведь как сейчас вижу: сидел спокойно, шептался с ней... А потом взвился...
Какая теперь разница...
Поняв, что Белла все равно не отстанет, в двух словах объяснил, как Алиса сопротивлялась его попытке легиллименции. А потом – снова и снова слушал насмешки по поводу собственной бестолковости. Ладно, ерунда – главное, она с ним вообще разговаривает. А ведь когда-то казалось, что слова больше не скажет.

– А может, она что-то скрывала именно от тебя? – продолжила изощряться в остроумии Белла. – Какие-нибудь общие тайны?
– Чушь, – поднялся, прошел к выходу.
– Вы точно до этого не встречались? – пронзительный голос жены догнал его уже у двери.
– Ни разу, – спокойно соврал.

***

Белла от мысли посетить Мунго отказалась сразу: Лорд затевал нечто важное, и его вряд ли обрадовало, если бы кто-то из приближенных попался при идиотской попытке посмеяться над теми, кто даже не способен этого оценить. А сам Родольфус порой задумывался и над возможностью проникнуть в неплохо охраняемую больницу, и над тем, действительно ли Алиса ничего не помнит? И нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы она снова стала такой, как прежде. Вспоминал их последнюю встречу и... Пожалуй, наиболее точно его чувства можно было охарактеризовать детским «так нечестно». Нечестно, нельзя вот так взять и просто уйти!
Комкал в пальцах желтую резинку, будто надеясь, что та подскажет ему ответ.
«Заклинание невидимости использовать нельзя – опознавательные чары все равно покажут всех, кто находится в коридорах или палатах Мунго, – размышлял он. – Остается оборотное». Но с ним тоже были сложности: и само зелье взять негде, и волос того, кто в данный момент не в розыске. В его окружении таковыми были только домовые эльфы.

Впрочем, себе Родольфус мог и признаться, что это не более чем отговорки. То же зелье можно было достать у постоянно таскавшегося к Лорду с докладами Снейпа. Волос... тоже не проблема. Просто не хотелось ему туда, до дрожи в пальцах не хотелось. Вот и уговаривал себя, что торопиться некуда и рано или поздно все сложится наилучшим образом.
А пока надо восстанавливаться, привыкать к новой палочке – старая до сих пор лежала где-то в архивах аврората. Если, конечно, не сломали – что делают с палочками осужденных на пожизненное заключение, он не знал. «А она, наверняка, должна знать», – приходило голову, но он старался от лишних мыслей избавляться. И желтую резинку запер обратно в шкатулку, чтобы не отвлекала.
Новой палочкой приходилось каждое заклинание отрабатывать заново, начиная с «Люмоса» или «Левиосы». Со временем синий огонек перестал мигать, точно под порывами ветра, а перья (а затем и книги, стулья и даже тяжеленный диван из нижней гостиной) стали подниматься плавно, а не рывками.

По вечерам заглядывала Белла, падала в кресло напротив, устало прикрыв глаза. Говорила много, но больше намеками, чуть не лопаясь от гордости – ведь именно ей Лорд доверял теперь свои тайны. Ну что ж, заслужила.

Басти первые месяцы был сам не свой, потом тоже, вроде, отпустило. Часто заглядывал, иногда соглашался даже на спарринг. Дуэль их, начинаясь по всем правилам, каждый раз быстро превращалась в обычную потасовку, после чего они валились на ковер и хохотали, ненадолго превращаясь в подростков. Потом, правда, груз пережитого снова падал на плечи, пригибая, прижимая к земле... в которую, рано или поздно, оба они и отправятся. Причем с такой жизнью – скорее рано. «Положив на кровать в тишине умирать...» И их положат... как Одо-героя. А вот что скажут при этом, как запомнят...
– Зависит от того, кто победит, – усмехался брат.
– Лорд, кто же еще! – уверяла Белла.
А Родольфус не сомневался в правоте одного и очень хотел бы верить второй.

***

Июнь, 1996

– Идиотом был, идиотом и остался, – фыркнул Рабастан, глядя на вертевшуюся перед зеркалом тоненькую темноволосую девушку. Такая же вчера встретилась ему в Лютном переулке и – после пары рюмок чего-то непонятного, но точно алкогольного – согласилась скрасить вечер.
– Где-то я это уже слышал, – ответила красотка хрипловатым баритоном.
Рабастан сполз по креслу.
– Не пойдет, – резюмировал. – Голос, походка... Гномам на смех, – еще раз окинул взглядом хрупкую фигурку и предложил: – может, тебя трахнуть? Ну, чтобы оборотку зря не переводить? За оставшееся время успею.
– Клоун, – беззлобно пробурчал Родольфус. – Походку отрепетирую, а голос... Это же Мунго, там ничему не удивляются. Может, она простыла, эта твоя... как там ее?
– Бриджет, она так сказала. Может, и соврала. В конце июня – и простыла, – фыркнул брат. – Когда даже камни вот-вот расплавятся. Ладно, удачи в твоей авантюре. Хотя абсолютно не понимаю, зачем это тебе.
«Я и сам не очень понимаю», – думал Родольфус, зачем-то пряча в карман голубой девичьей мантии желтую резинку.

***

– Бриджет Доу, к Лонгботтомам, – сказал он, склонившись к запылившемуся манекену в зеленой прозрачной тряпке. Тот чуть заметно качнул пальцем с облупившейся краской, и Родольфус шагнул в витрину.
Стараясь не сутулиться, просеменил мимо ожидающих приема больных, пристроился в конец очереди к столику с надписью «Справочная». Там распоряжалась блондинка, похожая на перекормленную болонку, и успевавшая между делом то покрикивать на уборщика, то болтать с кем-то через камин. Впрочем, очередь двигалась довольно быстро.
– Опять полинявший плащ-невидимка? – уточнила она у стоявшей перед Родольфусом старушки, которая то и дело расплывалась, почти исчезая. Та кивнула. – Первый этаж. По коридору третья дверь направо. Следующий!
– Я к Лонгботтомам...
– Пятый этаж, палата сорок девять. Следующий!

Прошел коридором, освещенным яркими хрустальными шарами. Портреты знаменитых целителей провожали его взглядами. Один из них, противный тип в фиолетовом, спросил, что такая милая крошка делает вечером. Бледная дама в широкополой шляпе велела не горбиться. Поднялся на пятый этаж, нашел нужную дверь. И замер перед ней, внезапно осознав всю глупость своего прихода.
Дверь распахнулась – едва успел отскочить – и на пороге появился молодой... нет, скорей моложавый колдун с желтыми завитыми волосами.
– Ты за автографом, милочка? – воскликнул он, хватая Родольфуса за рукав и втягивая в палату. Ближайшая к входу кровать принадлежала, несомненно, ему: стена над ней казалась живой из-за множества колдографий этого типа. Миниатюрные копии желтоволосого кривлялись, подмигивали, поправляли костюмы (большей частью вычурные) и подписывали одну за другой множество открыток. Видимо, таких же, которыми была завалена вся прикроватная тумбочка.
Пациент выхватил из этой кучи несколько наугад, взмахнул ими, как веером.
– Итак... – он раскрыл ладонь и одно из перьев прыгнуло ему в руку. – «Малютке...» как там тебя?
– Бриджет, – выдавил Родольфус.
– Восхитительно! «Малютке Бриджет от удивительного, несравненного, потрясающего героя, прекрасного...» – он запнулся, поднял на Родольфуса растерянный взгляд, снова вцепился в рукав холеными розовыми пальцами. – А как меня зовут?..
– Не знаю, – прошептал тот.
– Зачем же ты тогда пришла? – обиженно протянул любитель раздавать автографы. – Все, кто приходит сюда, знают, как меня зовут! Уходи и не возвращайся, пока не узнаешь!
– Да, да, – он высвободил рукав и шагнул прочь от этого типа. Но не к выходу, а в глубину палаты. Туда, где висела цветастая занавеска, по-видимому, отгораживавшая несколько кроватей. Подошел, отдернул...
Там они и оказались. Или это были уже не они?

***

По крайней мере, в стоявшей посреди отгороженного закутка бледной, исхудавшей женщине с совершенно седыми волосами не осталось ничего от шустрой девчонки-аврора. Муж ее спал на кровати, свернувшись клубочком, как часто спят запуганные, нелюбимые дети.
Родольфус подошел, положил ладони ей на плечи – острые и невозможно хрупкие. С Бриджет Алиса была одного роста, когда стоишь рядом – глаза в глаза, и наклоняться не надо... На скуластом, тонком и почти прозрачном лице они казались просто огромными. «Ореховая» радужка выцвела, стала какой-то мутно-желтоватой.
– Это я... – выдохнул, удивляясь собственной глупости. Даже если узнает – проблем не оберешься, а нет... На кой черт все это затеял? Чтобы стоять сейчас перед ней, понимая, что хочется только одного – сдохнуть? Прямо в эту минуту?
Алиса улыбнулась, протянула к нему ладонь – прямо как в тот раз. Сердце сжалось в горячую, рвущуюся из груди точку: узнала?
Сняла с его воротника приставшую пушинку, рассмеялась – бессмыссленно, как малыши смеются над чем-то, понятным только им. Осторожно высвободилась и повернулась, собираясь уходить.
– Подожди! – вытащил из кармана желтый комочек, протянул ей. Взяла, рассмотрела со всех сторон, все так же улыбаясь. И вдруг замычала, не разжимая губ, какую-то песенку.
«Вы-вер-нут-шля-пу-из-нан-кой-наве-ерх... И-вме-сте-с-то-бой-по-хо-ро-о-оня-ят!» – мысленно подставил он слова. Неужели?..
– Алиса...
Даже не взглянула, бросила резинку на пол, ушла к окну, больше не обращая на гостя внимания. Родольфус прикинул – до окончания действия оборотки оставалось не больше получаса. Может, увидев его, она вспомнит? И черт с ним, со скандалом-переполохом. И с перспективой Азкабана тоже. Если Лорду слуга понадобится – еще раз вытащит оттуда, долго ли умеючи. Потому что вот так – нельзя! Невозможно!
«Нечестно»...

Хлопнула входная дверь.
– А Гилдерой у нас сегодня умница, – донесся из-за занавески гортанный, воркующий голос. – Вон сколько фотографий уже подписал! Давай-ка покушаем! Ну-ка, бери ло-ожечку...

Послышались тяжелые шаги, занавесь отъехала. Средних лет целительница окинула взглядом закуток, чуть задержав его на Родольфусе, прошла внутрь, склонилась над спящим Лонгботтомом. Взмахнула палочкой, сделала какой-то пометку в блокноте.
– А ты умница, девонька! – промурлыкала она. Родольфус не сразу понял, что обращается целительница к нему. – Их ведь почти никто не навещает, только бабка да малыш редко-редко! А ты, видать, подружка или родственница? Уж не бросай их, заходи почаще! Только сейчас выдь, погуляй с полчаса, пока я закончу.
– Хорошо, – буркнул Родольфус, поворачиваясь к выходу.
– Глянь-ко, не ты обронила?
Повернулся: целительница протягивала ему желтую резинку. Забрал, спрятал в карман.
Прошел к двери, не обратив внимания на капризное:
– Опять пришла? Теперь знаешь, кто я?

В коридоре на тумбочке лежали несколько папок – видимо, истории болезней этих, из палаты. Нашел нужную, сунул под мантию, даже не задумавшись, зачем это ему. Глупостью больше, глупостью меньше...

***

– Так что вчера было?
Язык с трудом ворочался. Голова гудела, будто ее на чемпионате мира вместо бладжера использовали.
– Всё рассказывать? – уточнил брат. Родольфус моргнул: кивнуть, не говоря о том, чтобы ответить, сил не было. – И как ты прямо с порога из погреба бутылку огневиски затребовал? И давай хлестать из горла, не дождавшись, пока действие оборотного закончится. Снейп – пришлось его позвать, один я бы не справился – чуть глаза не уронил, когда увидел тебя сразу с хреном и сиськами. Кстати, они у этой Бриджет ничего, а? Час он с тобой провозился. Куда ты его за это время посылал – умолчу из человеколюбия.
– А дальше? Ну?..
– Фестралам хвосты гну! Потом Белла пришла, ты на нее наорал, назвал... тоже промолчу. У нее и спросишь, если рискнешь. Она ничего, посмеялась, велела тебя запереть, чтобы Лорду на глаза не попался. Не в настроении тот был на твои закидоны любоваться. Дальше по мелочи: фингал мне поставил, сдачи отхватил. Ты зелье-то пей, не стесняйся.
Родольфус отхлебнул вонючего зелья. Чуть не вывернуло, но в голове просветлело, да и руки перестали дрожать. И голос Рабастана больше не бил в уши тяжелой битой.
– Как сходил в гости, спрашивать не буду, понял, – продолжил тот. – Для всех остальных ты был в Лютном, развлекался. Кстати, – вспомнил брат, уже уходя. – Ту дрянь, что ты с собой приволок, я под диван зашвырнул. Ассио! Вот, – бросил он Родольфусу на колени светло-зеленую папку с эмблемой Мунго. – Изучай!

***

С первой страницы на него смотрела пухлощекая девчушка, родившаяся двадцать четвертого июля 1956-го года. Нетерпеливо пролистал. Сначала записи шли ежемесячно, потом реже; начиная с шестидесятого года – раз в несколько лет. Потом, после семьдесят четвертого, снова зачастили: переломы, ушибы и последствия заклятий. Понятно: учеба в школе авроров. Потом травм стало меньше, но последствия их – серьезней. Пару раз даже пришлось провести в специализированном «аврорском» отделении больше недели. Декабрь семьдесят девятого – первое обращение по поводу беременности. Надо же, примерно через месяц после их «волчьей ночки». Розоватые страницы перевернул все скопом, не заглядывая. С последней таращился младенец – точная копия малявки в самом начале. «Невилл Лонгботтом, 30 июля 1980». Рост, вес. Ерунда... Дальше, дальше... Декабрь восемьдесят первого... Написанные непонятным врачебным почерком заключения нескольких специалистов, отличающиеся только цветом чернил. А потом, долго, вплоть до чистых страниц, ежемесячное «без изменений».

Закрыл папку, прошелся по комнате – кажется, голова прошла совсем. И с чего он вчера сорвался? А тогда? И с Беллой еще сегодня объясняться... На всякий случай вытянул из памяти визит в Мунго, спрятал к остальным воспоминаниям, связанным с Алисой. И чертову резинку, которую Басти заботливо засунул в зеленую папку, туда же. Вместе с самой папкой. Незачем жене о некоторых вещах знать.
«А может, она что-то хотела скрыть именно от тебя?.. – вспомнились вдруг ее слова. – Вы раньше не встречались?..»

***

«Быть не может!» – Родольфус снова и снова рассматривал первую из розовых страниц.
Быть могло. Более того – все сходилось. А если прибавить то, что до этого она была замужем лет пять, и детей у них не было...

Получалось, что этот... «недоизбранный»... его сын?
«Не может этого быть!»
«Может. Все сходится!»
Заглянул на последнюю страницу, где с колдографии беззубо улыбался младенец.
«Это мой ребенок!» – мысленно сказал себе. Потом повторил вслух, надеясь, что что-то шевельнется в душе, что проснется родительский инстинкт, заставив его моментально проникнуться тем, что у него уже черт знает сколько лет есть сын.
Родительский инстинкт крепко спал.

Окончание в комментариях

@темы: Гет, Фик, Конкурсная работа, Рудольфус Лестрейндж, Алиса Лонгботтом, Текст

---

"И это мой выбор?"

[House of York]

"И это мой выбор?"
Автор: Death Eater
Тип: Джен
Тема: драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Регулус Блэк
Техника: Планшет, Photoshop CS3
Тема задания: Рисунок на свободную тему "Рабочие будни"
Дисклеймер: все права на персонажа принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: рейд прошел успешно, но почему уверенность в выборе дала трещину?
Предупреждение: кровь
Примечания: рисунок выполнен на командный конкурс "Битва за Англию"

@темы: Регулус Блэк, Арт, Конкурсная работа, Рисунок

---

Коррумпированный Визенгамот

[Албанские чтения]

Список нарушителей с предупреждениями и ссылками.


Пока тут пусто. Надеемся, так будет и дальше.

---

Флудилка

[Албанские чтения]

Тут читатели могут флудить по поводу конкурса.
Исключение - будует модерироваться мат и личные выпады.