Название:Переломный момент
Оригинальное название: Sea Change
Автор: tangleofthorns ([email protected])
Ссылка на оригинал: www.sparkgirls.com/stories/violet/seachange.htm...
Переводчик: Команда ПС
Бета: будет названа позже
Разрешение на перевод:запрос отправлен
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Нарцисса Малфой и др.
Жанр: драма
Размер: мини
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари:"Бояться нужно не родов, милая. Бояться нужно следующего дня, когда ты поймешь, что теперь в твоих руках чужая жизнь".
Примечание: перевод выполнен на командный конкурс «Битва за Англию».
читать дальше
Началось все не с визита целительницы из Святого Мунго и не с утренней тошноты, и мама не заметила, как едва различимо изменился оттенок кожи на кончиках ее пальцев, и ничего не показал хрустальный шар, и задержка не заставила ее насторожиться. Нет, ничто не сказало Нарциссе, что отныне ее жизнь станет другой. Единственным знамением стал голос, раздавшийся, когда она сбегала с лестницы.
– Ступай осторожно, дитя мое, – произнес голос.
Она обернулась, взглянув на портрет Абраксаса Малфоя. Картина... то есть, мистер Малфой... всегда был вежлив с ней, но никогда не проявлял особенного дружелюбия, и уж тем более отцовских чувств. Теперь же он улыбался ей с таким теплом и с такой радостью, какую вряд ли можно ожидать от куска холста.
– Неужто не догадываешься? – спросил он, глядя в ее изумленное лицо.
По его тону Нарцисса поняла, что его отношение к ней не стало лучше, а улыбка относилась к чему-то другому. К кому-то другому. Он улыбался так, как обычно улыбался сыну, и эта мысль потрясла ее до глубины души.
– По крайней мере, ты здорова. – Мистер Малфой смерил ее взглядом и исчез, оставив на холсте пустую нарисованную комнату с видом на нарисованное море.
Нарцисса ухватилась одной рукой за перила, а вторую приложила к животу. Всю следующую неделю, пока не пришли результаты обследования, она никому не сказала ни слова, даже Люциусу. Она хранила эту новость в тайне и вспоминала о ней, только когда поднималась по лестнице. Портрет подмигивал ей, а она, к своему собственному удивлению, начинала напевать от счастья.
* * *
Никто не знал, что она продолжала видеться с Андромедой. Иногда она сама не понимала, для чего ей нужны эти встречи. Андромеда разительно изменилась. Нарцисса привыкла к ее растрепанным волосам, усталому взгляду и пятилетней девочке, цепляющейся за ее руку, но к чему она никак не могла привыкнуть, так это к постоянному приподнятому настроению своей сестры. Разве может женщина, погубившая свою жизнь, так радоваться своей загубленной жизни?
Они расцеловались, сели за столик кафе, и малышка тут же принялась размазывать по лицу розовый крем.
– Она слишком быстро растет, – глубоко и счастливо вздохнув, заметила Андромеда.
Нарцисса кивнула, поднеся к губам чашку с чаем, и вдруг поняла, что краснеет.
– Скоро я испытаю это на себе.
На мгновение повисла тишина, а потом Андромеда кинулась к ней с объятием, опрокинув чай на них обеих. Когда она отпустила Нарциссу, ее глаза сияли.
– О, Цисси! Ты уверена?
– Да, мы оба уверены.
Они обменялись робкими улыбками, а затем рассмеялись, и маленькая девочка смеялась вместе с ними. Эта новость сделала их ближе друг к другу, связала воедино после долгих лет вражды и предательств, и в какое-то короткое мгновение ничто не имело для них никакого значения, кроме родственных уз. Ведь они, несмотря ни на что, были сестрами.
– Когда?..
– Не раньше лета, – ответила Нарцисса, выглянув в окно. День был серым, холодным и мрачным, словно необработанный кусок мрамора. Лето было где-то очень-очень далеко.
Стоило ей подумать об этом, как Андромеда возразила:
– Ты не заметишь, как пролетит время. А потом будешь жалеть... об этих нескольких месяцах. Спи как можно больше, пока можешь. Нимфадора, положи это. Немедленно. Вот умница. – В ее словах не было ни одной истеричной ноты – она обратилась к девочке, почти не повышая голос. Андромеда была создана для материнства, и, глядя на нее, Нарцисса впервые испытала что-то близкое к благоговению.
– Это... правда, так ужасно, как рассказывают? – Нарцисса промокнула губы салфеткой и нервно скомкала ее в пальцах. – Родить ребенка?
– Знаешь... – Андромеда посмотрела на пушистую головку своей дочери. Чай остывал, крохотные кусочки чайных листьев липли к краям чашек. Наконец, она подняла взгляд. – Бояться нужно не родов, милая. Бояться нужно следующего дня, когда ты поймешь, что теперь в твоих руках чужая жизнь.
Нарцисса отложила салфетку и скрестила руки на груди.
– Уже, – ответила она. – Она уже сейчас в моих руках.
* * *
Ей понравилось быть беременной. Она полнела, ее кожа наливалась светом изнутри, а время замедляло ход. Ее бедра стали шире, а сердце билось ровно, словно корабль, раскачивающийся на волнах. Она была звездной системой, мирно вращающейся вокруг своей спящей звезды.
– Нам надо нарожать целую дюжину детишек, – сказала она Люциусу однажды утром, нежась рядом с ним в постели. Он пропускал сквозь пальцы пряди ее волос; они в последнее время тоже изменились, стали такими густыми и блестящими, какими не были никогда.
– Замечательно, – ответил он. – И назовем всех в честь меня, чтобы не путаться.
До сих пор Нарцисса даже не задумывалась об имени, для нее это был просто малыш.
– И мальчиков, и девочек? – улыбнулась она.
– Да. – Люциус чмокнул ее в макушку. – А в школу отправим только самых некрасивых. Хорошеньким ум ни к чему – то, что они говорят, все равно никого не волнует
В комнате веяло холодом, и с ледяными сквозняками не могли справиться никакие чары. Зима еще не кончилась. Нарцисса укуталась потеплее.
– Ты сам не веришь в то, что говоришь, – возразила она.
– Я не верю, что у нас могут быть некрасивые дети. – Люциус убрал руку от ее волос и провел ладонью вдоль шеи, вынуждая ее повернуть голову. Он усмехнулся, и Нарцисса снова расслабилась и потянулась к нему для поцелуя. Что-то сжалось у нее внутри, мягко и безболезненно.
Через час он уехал в Лондон. Нарцисса весь день бродила по дому в халате, а эльфы бегали за ней с сыром, оливками и бокалом белого вина. Она села за стол в библиотеке и принялась писать письма, составлять списки, записывать дюжины разных имен, а затем вычеркивать их одно за другим. Полдня она проспала у окна, несмотря на яркий дневной свет, и малыш дремал внутри, навевая сны о морских звездах.
Она ничего не боялась.
* * *
– Она скорее шарлатанка, чем прорицательница, – слегка склонив голову, сказал Северус, – но это ее пророчество было истинным.
Шестнадцать человек за черным полированным столом молчали; Нарциссе казалось, будто она окутана тишиной. Все ждали, что же скажет Темный Лорд, но он стоял, отвернувшись, и глядел на закат. Именно Беллатрикс осмелилась заговорить первой и издала короткий резкий смешок:
– А ты можешь отличить истинное пророчество от лживого?
В комнате горели все свечи, и даже в их свете Северус казался неестественно бледным. Он судорожно сжимал руки, но его голос остался бесстрастным:
– Если ты сомневаешься, Беллатрикс, можешь нанести визит Альбусу Дамблдору. Уверяю тебя, он не сомневается в его истинности.
Рудольф вскинул голову, но Белла удержала его на месте, сжав пальцами его локоть и резко, почти зло взмахнув гривой волос.
– Ах, да, я и забыла! Ты так молод, что до сих пор считаешь Дамблдора мудрецом, а не безумцем.
Их взгляды схлестнулись, холодные, как черный лед, и Нарцисса вдруг поняла, что ненавидит обоих за то, что они говорили так много и не сказали ничего. Она закусила губу.
– Довольно, – тихо произнес Темный Лорд, так и не оглянувшись в их сторону. В его шепоте было больше силы, чем в крике младенца. – В чем суть пророчества, Северус?
И он рассказал. Нарцисса почувствовала, что задыхается. В комнате неожиданно потемнело. Нет, это она просто закрыла глаза.
Кто-то сказал:
– Ребенок?
Кто-то сказал:
– Седьмой месяц – это июль, но...
Кто-то сказал:
– И мы должны поверить в эту чушь?
И тут заговорил Темный Лорд:
– Мы должны немедленно начать поиски.
Нарцисса открыла глаза. Он так и не отошел от окна, хотя последний луч солнца давно угас. Он продолжал смотреть в окно на свое бело-красное отражение.
– И мы немедленно их начнем, – продолжил он, теперь уже чуть громче. – Будем искать непокорных. И особенно женщин, беременных.
Нарцисса инстинктивно обхватила себя руками, словно пытаясь прикрыть округлившийся живот. Она была худенькой, и поэтому живот слишком уж выделялся; он слишком рано стал заметен, и все теперь смотрели на нее. Взгляд Северуса был прикован к ее лицу. Белла сидела, высоко вскинув голову, выгнув бровь и улыбаясь краем рта. Один лишь Люциус смотрел не на Нарциссу, а на идеально ровную спину Темного Лорда. Но под столом он положил ладонь ей на колено, не давая двинуться с места.
– Мы с радостью выполним ваш приказ, – сказал он, и сердце Нарциссы выскочило бы из груди, если бы не крохотное сердечко внутри и не пальцы Люциуса на колене, предупреждающие без слов: «Оставайся спокойной. Молчи».
* * *
Ладони повитухи были худыми и жесткими, как у скелета. Но зато они были теплыми.
– Живот торчком, – заметила она, ткнув пальцем Нарциссе в пупок.
– И это что-то значит? – поинтересовалась Нарцисса и только потом вспомнила, что ее просили задержать дыхание. Повитуха прищелкнула языком и наклонилась, обхватив живот обеими руками. Под ее тонкими пальцами и белой натянутой кожей толкнулся малыш. Когда это случилось впервые, Нарцисса так удивилась, что остановилась прямо посреди Косой аллеи, словно в нее бросили Petrificus. Каждый раз это казалось ей чудом.
– Мальчик, – заключила повитуха. – Но не слишком крупный. Ешь больше красного мяса.
Наверное, прошло несколько секунд, прежде чем смысл этих слов дошел до Нарциссы.
– Что?
– И пей молоко. Лучше сливки, если тебя от них не тошнит.
– Нет-нет! – Нарцисса попыталась встать с кушетки. – Вы говорите... мальчик?
Повитуха раздраженно кивнула и отдала Нарциссе ее одежду.
– Этим летом будет много мальчиков, – сказала она. – Явно что-то намечается.
Она повернулась, чтобы уйти, но Нарцисса схватила ее за запястье.
Они глядели друг на друга. Было совсем тихо, но Нарцисса слышала, как Люциус ходит по коридору, слышала нетерпение в его шагах.
– Когда он родится?
– Точно сказать не могу, – ответила повитуха и с неожиданной силой выдернула руку. Нарцисса встала и начала одеваться. Малыш толкнулся снова: она видела, как под кожей отпечаталась его пяточка.
* * *
Погода становилась все лучше. Дни были согреты лучами солнца, а по ночам теплый воздух туманом поднимался к луне. Нарцисса лежала без сна и то погружалась в дремоту, то снова просыпалась от толчков сына. Ей хотелось знать, умеет ли он уже видеть сны и есть ли у него свои мысли.
Она услышала, как Люциус бросил Lumos, входя, и зажмурилась. Но еще не успев привыкнуть к свету, поняла, что с ним что-то неладно. Люциус слегка прихрамывал, проходя через спальню, его дыхание было каким-то слишком шумным, а глаза блестели. Он буквально рухнул на край кровати, так что они оба вздрогнули.
– Сегодня явно не мой день, – признался Люциус со смехом. Впрочем, нет, он не смеялся. Не было нужды спрашивать, что с ним произошло. Люциус ничего от нее не скрывал – Нарцисса знала это наверняка. И все же прошло довольно много времени, прежде чем он перекатился на бок, прижавшись щекой к ее лодыжке, и сказал: – Мы упустили Поттеров.
– Ой. – Нарцисса потянулась к пледу и набросила его на свои голые плечи. Она понимала, что это еще не все.
– Это был полный пиздец. – Он взмахнул палочкой, призвал с тумбочки стакан с водой и осушил одним глотком. – Извини.
– Люциус… – Нарцисса закрыла лицо ладонями, глядя на него сквозь пальцы, как из-под маски. Она никогда не посмела бы признаться в этом вслух, даже сегодня, даже наедине с собой, но она ненавидела и эту маску, и исходящее от нее ощущение холода. Она бы никогда больше ее не надела, будь у нее выбор. Если бы она могла выбирать. – Никто не?..
– Нет, но они пожалели, что живы. – Он сел, и на его лицо упала тень, блестели только глаза. – Я никогда еще не видел его в таком гневе. И мне кажется, он становится еще могущественнее.
Вот тут Нарцисса чуть не рассмеялась. Еще могущественнее! Как будто они способны измерить его могущество. Это все равно что сосчитать все капли и крупицы соли в целом океане. На самом деле ей было не смешно.
– И что же будет дальше? – спросила она. Спросила у ночи, луны и тумана.
– Когда он победит, мы будем на его стороне, – ответил Люциус. Он на мгновенье сжал ее ступню, отпустил и рывком встал с кровати. – Я в ванную.
Когда Нарцисса осталась одна, кровать показалась ей огромной, как айсберг, которого несет течением сквозь бесконечную зиму. Она обхватила руками свой теплый живот, своего малыша, и принялась вспоминать колыбельные.
* * *
Спорынья. Пастушья сумка. Воронец и васильковый стеблелист. Настойка пустырника, алоэ, дягиль, кникус благословенный, девясил и горькая полынь.
Первый рассветный час первого дня июня. Нарцисса одна на кухне, домашних эльфов она прогнала и теперь наполняет из котла хрустальный кубок. Зелье темное, очень неприятное на вид, и от него поднимаются струйки дыма. Нарцисса несет кубок в столовую и садится во главе стола. Ее осанка безупречна. Она поднимает кубок, салютуя, а затем выпивает его.
Потом встает, неторопливо, как хорошая хозяйка, и поднимается по лестнице, не забыв кивнуть своему свекру. Следующие пять дней становятся для нее адом.
В следующие пять дней ее тело превращается в наполненный болью туннель, она проваливается в беспамятство и снова приходит в себя, чувствуя во рту то пепельную сухость, то вкус собственной крови, и беззвучно кричит, и боль кажется ей бесконечной. Но в конце она видит свет.
Она держит свет в своих руках.
* * *
– Драко, – говорит Люциус.
– Да, – кивает Нарцисса. – Драко.
Сын хмурится, услышав голоса, он поворачивает сморщенное личико к ее запястью, его глаза плотно зажмурены, рот приоткрыт, ей кажется, что он ее сейчас поцелует. Это любовь: она заполняет все сердце Нарциссы и растекается по ее телу, смывая все на своем пути и оглушая своим напором. Теперь Нарцисса понимает, что имела в виду Андромеда, когда говорила о страхе.
Она прижимается губами ко лбу малыша. Он крохотной ручонкой ловит прядь ее волос.
– Да, Драко, – шепчет Нарцисса. Ведь он не может быть никем другим.
– Цисси?
Люциус никогда не называл ее так. Она поднимает голову и смотрит на мужа сквозь пелену высыхающих слез.
– Повитуха сказала… – Его губы вдруг начинают дрожать, и он торопливо отворачивается. Нарцисса видит, как он заставляет себя улыбнуться, прежде чем снова взглянуть на нее. – Это не важно, – добавляет он. – Я не хочу об этом говорить.
Нарциссе и не нужно знать, что же сказала повитуха. Боль сделала ее очень мудрой и гораздо более взрослой, чем та девчушка, которая пела на лестнице.
– Я не смогу больше иметь детей.
– Это не важно. – Люциус залезает на кровать, не замечая, как Нарцисса морщится от боли, и обнимает ее. Он подносит палец ко рту Драко, и они смотрят, как малыш шевелит губами в наивной уверенности, что вокруг него сплошные источники молока. Их сын прекрасен, и теперь он стал отдельным миром.
Нарцисса могла умереть, и она это знала. Но стоило рискнуть жизнью, чтобы ее сын родился свободным – свободным от пророчеств и от обреченности. Она обхватывает ладонями светлую головку Драко, зная, что отныне он единственный человек на Земле, которому она будет предана до конца. Это любовь.
Она снова начинает плакать.
– Прости, – говорит Люциус. Он сидит с ней в обнимку, но его голос доносится откуда-то издалека. Слезы все льются и льются, но плачет Нарцисса беззвучно.
Конец
Оригинальное название: Sea Change
Автор: tangleofthorns ([email protected])
Ссылка на оригинал: www.sparkgirls.com/stories/violet/seachange.htm...
Переводчик: Команда ПС
Бета: будет названа позже
Разрешение на перевод:запрос отправлен
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Нарцисса Малфой и др.
Жанр: драма
Размер: мини
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари:"Бояться нужно не родов, милая. Бояться нужно следующего дня, когда ты поймешь, что теперь в твоих руках чужая жизнь".
Примечание: перевод выполнен на командный конкурс «Битва за Англию».
читать дальше
Дар голоса – бесценный дар;
голос нужно ценить и использовать для того,
чтобы сделать свою речь как можно более выразительной.
Молчание – признак бессилия.
(Маргарет Этвуд)
голос нужно ценить и использовать для того,
чтобы сделать свою речь как можно более выразительной.
Молчание – признак бессилия.
(Маргарет Этвуд)
Началось все не с визита целительницы из Святого Мунго и не с утренней тошноты, и мама не заметила, как едва различимо изменился оттенок кожи на кончиках ее пальцев, и ничего не показал хрустальный шар, и задержка не заставила ее насторожиться. Нет, ничто не сказало Нарциссе, что отныне ее жизнь станет другой. Единственным знамением стал голос, раздавшийся, когда она сбегала с лестницы.
– Ступай осторожно, дитя мое, – произнес голос.
Она обернулась, взглянув на портрет Абраксаса Малфоя. Картина... то есть, мистер Малфой... всегда был вежлив с ней, но никогда не проявлял особенного дружелюбия, и уж тем более отцовских чувств. Теперь же он улыбался ей с таким теплом и с такой радостью, какую вряд ли можно ожидать от куска холста.
– Неужто не догадываешься? – спросил он, глядя в ее изумленное лицо.
По его тону Нарцисса поняла, что его отношение к ней не стало лучше, а улыбка относилась к чему-то другому. К кому-то другому. Он улыбался так, как обычно улыбался сыну, и эта мысль потрясла ее до глубины души.
– По крайней мере, ты здорова. – Мистер Малфой смерил ее взглядом и исчез, оставив на холсте пустую нарисованную комнату с видом на нарисованное море.
Нарцисса ухватилась одной рукой за перила, а вторую приложила к животу. Всю следующую неделю, пока не пришли результаты обследования, она никому не сказала ни слова, даже Люциусу. Она хранила эту новость в тайне и вспоминала о ней, только когда поднималась по лестнице. Портрет подмигивал ей, а она, к своему собственному удивлению, начинала напевать от счастья.
* * *
Никто не знал, что она продолжала видеться с Андромедой. Иногда она сама не понимала, для чего ей нужны эти встречи. Андромеда разительно изменилась. Нарцисса привыкла к ее растрепанным волосам, усталому взгляду и пятилетней девочке, цепляющейся за ее руку, но к чему она никак не могла привыкнуть, так это к постоянному приподнятому настроению своей сестры. Разве может женщина, погубившая свою жизнь, так радоваться своей загубленной жизни?
Они расцеловались, сели за столик кафе, и малышка тут же принялась размазывать по лицу розовый крем.
– Она слишком быстро растет, – глубоко и счастливо вздохнув, заметила Андромеда.
Нарцисса кивнула, поднеся к губам чашку с чаем, и вдруг поняла, что краснеет.
– Скоро я испытаю это на себе.
На мгновение повисла тишина, а потом Андромеда кинулась к ней с объятием, опрокинув чай на них обеих. Когда она отпустила Нарциссу, ее глаза сияли.
– О, Цисси! Ты уверена?
– Да, мы оба уверены.
Они обменялись робкими улыбками, а затем рассмеялись, и маленькая девочка смеялась вместе с ними. Эта новость сделала их ближе друг к другу, связала воедино после долгих лет вражды и предательств, и в какое-то короткое мгновение ничто не имело для них никакого значения, кроме родственных уз. Ведь они, несмотря ни на что, были сестрами.
– Когда?..
– Не раньше лета, – ответила Нарцисса, выглянув в окно. День был серым, холодным и мрачным, словно необработанный кусок мрамора. Лето было где-то очень-очень далеко.
Стоило ей подумать об этом, как Андромеда возразила:
– Ты не заметишь, как пролетит время. А потом будешь жалеть... об этих нескольких месяцах. Спи как можно больше, пока можешь. Нимфадора, положи это. Немедленно. Вот умница. – В ее словах не было ни одной истеричной ноты – она обратилась к девочке, почти не повышая голос. Андромеда была создана для материнства, и, глядя на нее, Нарцисса впервые испытала что-то близкое к благоговению.
– Это... правда, так ужасно, как рассказывают? – Нарцисса промокнула губы салфеткой и нервно скомкала ее в пальцах. – Родить ребенка?
– Знаешь... – Андромеда посмотрела на пушистую головку своей дочери. Чай остывал, крохотные кусочки чайных листьев липли к краям чашек. Наконец, она подняла взгляд. – Бояться нужно не родов, милая. Бояться нужно следующего дня, когда ты поймешь, что теперь в твоих руках чужая жизнь.
Нарцисса отложила салфетку и скрестила руки на груди.
– Уже, – ответила она. – Она уже сейчас в моих руках.
* * *
Ей понравилось быть беременной. Она полнела, ее кожа наливалась светом изнутри, а время замедляло ход. Ее бедра стали шире, а сердце билось ровно, словно корабль, раскачивающийся на волнах. Она была звездной системой, мирно вращающейся вокруг своей спящей звезды.
– Нам надо нарожать целую дюжину детишек, – сказала она Люциусу однажды утром, нежась рядом с ним в постели. Он пропускал сквозь пальцы пряди ее волос; они в последнее время тоже изменились, стали такими густыми и блестящими, какими не были никогда.
– Замечательно, – ответил он. – И назовем всех в честь меня, чтобы не путаться.
До сих пор Нарцисса даже не задумывалась об имени, для нее это был просто малыш.
– И мальчиков, и девочек? – улыбнулась она.
– Да. – Люциус чмокнул ее в макушку. – А в школу отправим только самых некрасивых. Хорошеньким ум ни к чему – то, что они говорят, все равно никого не волнует
В комнате веяло холодом, и с ледяными сквозняками не могли справиться никакие чары. Зима еще не кончилась. Нарцисса укуталась потеплее.
– Ты сам не веришь в то, что говоришь, – возразила она.
– Я не верю, что у нас могут быть некрасивые дети. – Люциус убрал руку от ее волос и провел ладонью вдоль шеи, вынуждая ее повернуть голову. Он усмехнулся, и Нарцисса снова расслабилась и потянулась к нему для поцелуя. Что-то сжалось у нее внутри, мягко и безболезненно.
Через час он уехал в Лондон. Нарцисса весь день бродила по дому в халате, а эльфы бегали за ней с сыром, оливками и бокалом белого вина. Она села за стол в библиотеке и принялась писать письма, составлять списки, записывать дюжины разных имен, а затем вычеркивать их одно за другим. Полдня она проспала у окна, несмотря на яркий дневной свет, и малыш дремал внутри, навевая сны о морских звездах.
Она ничего не боялась.
* * *
– Она скорее шарлатанка, чем прорицательница, – слегка склонив голову, сказал Северус, – но это ее пророчество было истинным.
Шестнадцать человек за черным полированным столом молчали; Нарциссе казалось, будто она окутана тишиной. Все ждали, что же скажет Темный Лорд, но он стоял, отвернувшись, и глядел на закат. Именно Беллатрикс осмелилась заговорить первой и издала короткий резкий смешок:
– А ты можешь отличить истинное пророчество от лживого?
В комнате горели все свечи, и даже в их свете Северус казался неестественно бледным. Он судорожно сжимал руки, но его голос остался бесстрастным:
– Если ты сомневаешься, Беллатрикс, можешь нанести визит Альбусу Дамблдору. Уверяю тебя, он не сомневается в его истинности.
Рудольф вскинул голову, но Белла удержала его на месте, сжав пальцами его локоть и резко, почти зло взмахнув гривой волос.
– Ах, да, я и забыла! Ты так молод, что до сих пор считаешь Дамблдора мудрецом, а не безумцем.
Их взгляды схлестнулись, холодные, как черный лед, и Нарцисса вдруг поняла, что ненавидит обоих за то, что они говорили так много и не сказали ничего. Она закусила губу.
– Довольно, – тихо произнес Темный Лорд, так и не оглянувшись в их сторону. В его шепоте было больше силы, чем в крике младенца. – В чем суть пророчества, Северус?
И он рассказал. Нарцисса почувствовала, что задыхается. В комнате неожиданно потемнело. Нет, это она просто закрыла глаза.
Кто-то сказал:
– Ребенок?
Кто-то сказал:
– Седьмой месяц – это июль, но...
Кто-то сказал:
– И мы должны поверить в эту чушь?
И тут заговорил Темный Лорд:
– Мы должны немедленно начать поиски.
Нарцисса открыла глаза. Он так и не отошел от окна, хотя последний луч солнца давно угас. Он продолжал смотреть в окно на свое бело-красное отражение.
– И мы немедленно их начнем, – продолжил он, теперь уже чуть громче. – Будем искать непокорных. И особенно женщин, беременных.
Нарцисса инстинктивно обхватила себя руками, словно пытаясь прикрыть округлившийся живот. Она была худенькой, и поэтому живот слишком уж выделялся; он слишком рано стал заметен, и все теперь смотрели на нее. Взгляд Северуса был прикован к ее лицу. Белла сидела, высоко вскинув голову, выгнув бровь и улыбаясь краем рта. Один лишь Люциус смотрел не на Нарциссу, а на идеально ровную спину Темного Лорда. Но под столом он положил ладонь ей на колено, не давая двинуться с места.
– Мы с радостью выполним ваш приказ, – сказал он, и сердце Нарциссы выскочило бы из груди, если бы не крохотное сердечко внутри и не пальцы Люциуса на колене, предупреждающие без слов: «Оставайся спокойной. Молчи».
* * *
Ладони повитухи были худыми и жесткими, как у скелета. Но зато они были теплыми.
– Живот торчком, – заметила она, ткнув пальцем Нарциссе в пупок.
– И это что-то значит? – поинтересовалась Нарцисса и только потом вспомнила, что ее просили задержать дыхание. Повитуха прищелкнула языком и наклонилась, обхватив живот обеими руками. Под ее тонкими пальцами и белой натянутой кожей толкнулся малыш. Когда это случилось впервые, Нарцисса так удивилась, что остановилась прямо посреди Косой аллеи, словно в нее бросили Petrificus. Каждый раз это казалось ей чудом.
– Мальчик, – заключила повитуха. – Но не слишком крупный. Ешь больше красного мяса.
Наверное, прошло несколько секунд, прежде чем смысл этих слов дошел до Нарциссы.
– Что?
– И пей молоко. Лучше сливки, если тебя от них не тошнит.
– Нет-нет! – Нарцисса попыталась встать с кушетки. – Вы говорите... мальчик?
Повитуха раздраженно кивнула и отдала Нарциссе ее одежду.
– Этим летом будет много мальчиков, – сказала она. – Явно что-то намечается.
Она повернулась, чтобы уйти, но Нарцисса схватила ее за запястье.
Они глядели друг на друга. Было совсем тихо, но Нарцисса слышала, как Люциус ходит по коридору, слышала нетерпение в его шагах.
– Когда он родится?
– Точно сказать не могу, – ответила повитуха и с неожиданной силой выдернула руку. Нарцисса встала и начала одеваться. Малыш толкнулся снова: она видела, как под кожей отпечаталась его пяточка.
* * *
Погода становилась все лучше. Дни были согреты лучами солнца, а по ночам теплый воздух туманом поднимался к луне. Нарцисса лежала без сна и то погружалась в дремоту, то снова просыпалась от толчков сына. Ей хотелось знать, умеет ли он уже видеть сны и есть ли у него свои мысли.
Она услышала, как Люциус бросил Lumos, входя, и зажмурилась. Но еще не успев привыкнуть к свету, поняла, что с ним что-то неладно. Люциус слегка прихрамывал, проходя через спальню, его дыхание было каким-то слишком шумным, а глаза блестели. Он буквально рухнул на край кровати, так что они оба вздрогнули.
– Сегодня явно не мой день, – признался Люциус со смехом. Впрочем, нет, он не смеялся. Не было нужды спрашивать, что с ним произошло. Люциус ничего от нее не скрывал – Нарцисса знала это наверняка. И все же прошло довольно много времени, прежде чем он перекатился на бок, прижавшись щекой к ее лодыжке, и сказал: – Мы упустили Поттеров.
– Ой. – Нарцисса потянулась к пледу и набросила его на свои голые плечи. Она понимала, что это еще не все.
– Это был полный пиздец. – Он взмахнул палочкой, призвал с тумбочки стакан с водой и осушил одним глотком. – Извини.
– Люциус… – Нарцисса закрыла лицо ладонями, глядя на него сквозь пальцы, как из-под маски. Она никогда не посмела бы признаться в этом вслух, даже сегодня, даже наедине с собой, но она ненавидела и эту маску, и исходящее от нее ощущение холода. Она бы никогда больше ее не надела, будь у нее выбор. Если бы она могла выбирать. – Никто не?..
– Нет, но они пожалели, что живы. – Он сел, и на его лицо упала тень, блестели только глаза. – Я никогда еще не видел его в таком гневе. И мне кажется, он становится еще могущественнее.
Вот тут Нарцисса чуть не рассмеялась. Еще могущественнее! Как будто они способны измерить его могущество. Это все равно что сосчитать все капли и крупицы соли в целом океане. На самом деле ей было не смешно.
– И что же будет дальше? – спросила она. Спросила у ночи, луны и тумана.
– Когда он победит, мы будем на его стороне, – ответил Люциус. Он на мгновенье сжал ее ступню, отпустил и рывком встал с кровати. – Я в ванную.
Когда Нарцисса осталась одна, кровать показалась ей огромной, как айсберг, которого несет течением сквозь бесконечную зиму. Она обхватила руками свой теплый живот, своего малыша, и принялась вспоминать колыбельные.
* * *
Спорынья. Пастушья сумка. Воронец и васильковый стеблелист. Настойка пустырника, алоэ, дягиль, кникус благословенный, девясил и горькая полынь.
Первый рассветный час первого дня июня. Нарцисса одна на кухне, домашних эльфов она прогнала и теперь наполняет из котла хрустальный кубок. Зелье темное, очень неприятное на вид, и от него поднимаются струйки дыма. Нарцисса несет кубок в столовую и садится во главе стола. Ее осанка безупречна. Она поднимает кубок, салютуя, а затем выпивает его.
Потом встает, неторопливо, как хорошая хозяйка, и поднимается по лестнице, не забыв кивнуть своему свекру. Следующие пять дней становятся для нее адом.
В следующие пять дней ее тело превращается в наполненный болью туннель, она проваливается в беспамятство и снова приходит в себя, чувствуя во рту то пепельную сухость, то вкус собственной крови, и беззвучно кричит, и боль кажется ей бесконечной. Но в конце она видит свет.
Она держит свет в своих руках.
* * *
– Драко, – говорит Люциус.
– Да, – кивает Нарцисса. – Драко.
Сын хмурится, услышав голоса, он поворачивает сморщенное личико к ее запястью, его глаза плотно зажмурены, рот приоткрыт, ей кажется, что он ее сейчас поцелует. Это любовь: она заполняет все сердце Нарциссы и растекается по ее телу, смывая все на своем пути и оглушая своим напором. Теперь Нарцисса понимает, что имела в виду Андромеда, когда говорила о страхе.
Она прижимается губами ко лбу малыша. Он крохотной ручонкой ловит прядь ее волос.
– Да, Драко, – шепчет Нарцисса. Ведь он не может быть никем другим.
– Цисси?
Люциус никогда не называл ее так. Она поднимает голову и смотрит на мужа сквозь пелену высыхающих слез.
– Повитуха сказала… – Его губы вдруг начинают дрожать, и он торопливо отворачивается. Нарцисса видит, как он заставляет себя улыбнуться, прежде чем снова взглянуть на нее. – Это не важно, – добавляет он. – Я не хочу об этом говорить.
Нарциссе и не нужно знать, что же сказала повитуха. Боль сделала ее очень мудрой и гораздо более взрослой, чем та девчушка, которая пела на лестнице.
– Я не смогу больше иметь детей.
– Это не важно. – Люциус залезает на кровать, не замечая, как Нарцисса морщится от боли, и обнимает ее. Он подносит палец ко рту Драко, и они смотрят, как малыш шевелит губами в наивной уверенности, что вокруг него сплошные источники молока. Их сын прекрасен, и теперь он стал отдельным миром.
Нарцисса могла умереть, и она это знала. Но стоило рискнуть жизнью, чтобы ее сын родился свободным – свободным от пророчеств и от обреченности. Она обхватывает ладонями светлую головку Драко, зная, что отныне он единственный человек на Земле, которому она будет предана до конца. Это любовь.
Она снова начинает плакать.
– Прости, – говорит Люциус. Он сидит с ней в обнимку, но его голос доносится откуда-то издалека. Слезы все льются и льются, но плачет Нарцисса беззвучно.
Конец
Прекрасный перевод, хотя кое-где предложения, на мой взгляд, перегружены (особенно вначале).
И выбрали Вы хороший фанфик. Правда Малфоев таких не очень люблю, но почему бы и нетю
9/9.
10/10
хороший фик.
10/10
отличная работа! прекрасно передана одержимость матери, которая ради ребенка готова сделать все, что угодно, пусть даже тысячу раз рискнуть собственной жизнью. и этот текст прекрасно вписывается в канон, поясняя поведение Нарциссы в ПП и ДС. от ее решимости даже мурашки по коже. спасибо!
профиль на СФ
Отличный перевод замечательной истории. Спасибо!
– Нам надо нарожать целую дюжину детишек.
– Замечательно, – ответил он. – И назовем всех в честь меня, чтобы не путаться.
– И мальчиков, и девочек? – улыбнулась она.
– Да. – Люциус чмокнул ее в макушку. – А в школу отправим только самых некрасивых. Хорошеньким ум ни к чему – то, что они говорят, все равно никого не волнует
10/10
На эту тему есть ещё несколько фиков, но читала их довольно мало. Тема - когда Нарцисса тем или иным способом торопит роды, чтобы Драко не попал под пророчество.
10/7